Куртуазная поэзия средневековья. Реферат на тему: Куртуазная поэзия и лирическая традиция средневековой литературы. Рыцарский роман в Германии

^ ОБЩИЕ ЧЕРТЫ КУРТУАЗНОЙ ЛИРИКИ

Ярким и многообразным проявлением антиаскетических устремлений, охвативших широкие слои феодального общества Западной Европы в пору Зрелого Средневековья (раньше всего это обнаружило себя в Провансе), стала куртуазная лирика, в которой, по словам академика В. Ф. Шишмарева, «впервые был поставлен вопрос о самоценности чувства и найдена поэтическая формула любви».

Куртуазная поэзия Западной Европы находит себе типологическую параллель в ряде литератур Востока. Мы найдем «куртуазных», т. е. придворных, поэтов и в танском или сунском Китае, и в хейанской Японии, и в Иране. Но наиболее близка к куртуазной лирике Запада арабская любовная поэзия IX-XII вв. (Ибн аль-Мутазз, Абу Фирас, Ибн Зайдун, Ибн Хамдис и др.), во многом, конечно, отличная от европейской поэзии. Возникновение и расцвет куртуазной лирики, по-видимому, характерная черта литератур разных регионов в пору Зрелого Средневековья.

Прилагательное «куртуазный» предполагает два значения - социальное и моральное, и эта двойственность постоянно присутствует в сознании поэтов, обыгрывается, оспаривается и утверждается. В ходе развития куртуазной лирики происходило смещение оценок - от социальной к моральной, но не подмена одна другой. Моральная оценка начинала доминировать, но не отменяла социальной, ибо куртуазное направление в литературе не разрушило сословных представлений Средневековья.

Куртуазная лирика Запада была явлением сложным, имевшим и свои национальные варианты, и определенные, порой весьма отличающиеся друг от друга этапы развития. Поэтому куртуазной лирике вряд ли можно дать какое-то одно определение. Она не была - во всем своем многообразии - поэзией исключительно рыцарского сословия. Не была поэзией лишь на любовные темы, так как сатирический, дидактический и политический элементы были в ней очень заметны. Впрочем, любовная тематика преобладала. Куртуазная поэзия на любовную тему была связана с той новой трактовкой любви, которая существенно отличалась от античной и возникла в феодальную эпоху. Как заметил Ф. Энгельс, «в своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают это... Жители Северной Франции, а равным образом и бравые немцы тоже усвоили этот род поэзии вместе с соответствующей ему манерой рыцарской любви...» (Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 72-73). Однако следует иметь в виду, что трактовка любовной темы в куртуазной поэзии

Запада была лишена единства. До сих пор остается спорным вопрос, до какой степени «платонична» была куртуазная любовь и из чего складывался «культ дамы». Несомненно, что куртуазная лирика создавалась мирянами и была обращена к их мирским делам. Это не делало их поэзию внерелигиозной. Более того, образный строй куртуазной лирики порой широко вбирал в себя религиозную символику, в ее терминах описывая любовное чувство.

Специфику куртуазной поэзии или ее характерные особенности лучше всего понять, обратившись к ее национальным манифестациям, генетически и типологически между собой тесно связанным, но обладающим неповторимыми, оригинальными чертами.

531

^ ЛИРИКА ПРОВАНСА

Своеобразие куртуазной литературы как порождения развитого феодального общества, обладавшего богатой и сложной духовной культурой, сказалось прежде всего в поэзии Прованса, в творчестве трубадуров (от прованс. trobar - находить, создавать), расцвет которого приходится на XI-XIII вв.

Куртуазная лирика родилась именно в Провансе далеко не случайно. На территории Прованса, обширной страны, лежащей между Испанией и Италией по берегу Средиземного моря, к началу XI в. сложилась культурная ситуация, особенно благоприятная для возникновения и развития широкого литературного движения. Многочисленные города Прованса, игравшие большую роль еще во время Римской империи, пострадали в пору кризиса рабовладельческого мира меньше, чем, скажем, города Галлии. Уже в XI в. они стали центрами все более оживленной экономической и культурной жизни. Провансальские города были и важными пунктами растущего торгового обмена между странами Ближнего Востока и Европой (Марсель), центрами преуспевавших средневековых ремесел (особенно Тулуза с ее прославленными ткачами).

В Провансе не было сильной королевской власти, хотя бы номинальной, поэтому местные феодалы пользовались независимостью, что отразилось не только на их политическом положении, но и на их самосознании. Тяготея к богатеющим городам, поставщикам предметов роскоши, они испытывали воздействие укоренившихся здесь культурных традиций и сами влияли на культуру городов, оказывая последним свое военное покровительство и способствуя развитию их экономики. Тем самым феодалы и горожане стали здесь союзниками, а не врагами. Это вело к быстрому созданию многочисленных культурных центров. Именно в Провансе раньше, чем в других странах Европы, формируется куртуазная идеология как выражение развитого феодального общества, здесь тоже раньше, чем в иных странах Европы, вспыхивает первое большое движение против диктатуры папского Рима, известное под названием ереси катаров или альбигойцев (от одного из ее очагов - города Альби), опосредствованно связанной с восточным манихейством.

Высокому уровню цивилизации в Провансе способствовали прочные взаимоотношения как с мусульманскими странами, так и со странами христианскими, еще более тесно связанными с миром арабской культуры, чем Прованс: с Каталонией и другими землями в Испании, с Италией, Сицилией, Византией. В провансальских городах XI в. уже существуют арабские, еврейские, греческие общины, вносящие свой вклад в городскую культуру Прованса. Именно через Прованс разнообразные восточные и южноевропейские влияния распространялись на континент - сначала в сопредельные французские земли, а затем и дальше на север.

Особое значение провансальной нации в условиях Средневековья специально подчеркнули К. Маркс и Ф. Энгельс: «Она первая из всех наций нового времени выработала литературный язык. Ее поэзия служила тогда недостижимым образцом для всех романских народов, да и для немцев и англичан. В создании феодального рыцарства она соперничала с кастильцами, французами-северянами и английскими норманнами; в промышленности и торговле она нисколько не уступала итальянцам. Она не только „блестящим образом“ развила „одну фазу средневековой жизни“, но вызвала даже отблеск древнего эллинства среди глубочайшего средневековья» (Маркс К. , Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 5, с. 378).

Уже в XI в. в замках и городах Прованса развертывается поэтическое движение, которое со временем получает название поэзии трубадуров. Оно достигает своего расцвета в XII в. и продолжается - в ослабленном виде - в XIII столетии. Поэзия трубадуров постепенно выходит за границы Прованса и становится явлением, общим для всех стран Южной Европы, она оказывает воздействие также на страны немецкого языка и на Англию.

Хотя, как правило, трубадур - лицо, входящее в состав свиты того или иного феодала, хотя его творчество чаще всего связано с жизнью замка и его обитателей - рыцарей и дам, среди трубадуров были представлены люди самых различных сословий средневекового Прованса. Наряду с трубадурами из высшей знати, вроде герцога Гильема Аквитанского или графа Рамбаута

д’Ауренга (Оранжского), выдающимися поэтами-трубадурами были плебей Маркабрю, сын замкового слуги и повара Бернарт де Вентадорн, крестьянский сын Гираут де Борнейль, сын портного Гильем Фигейра и даже некий монах из Монтаудона. И хотя чаще всего среди трубадуров можно встретить рыцарей среднего достатка, владельцев небольших ленов, куртуазная культура Прованса не была создана исключительно представителями рыцарского сословия.

Вместе со своими сеньорами, а часто на собственный страх и риск провансальские трубадуры принимали участие в Крестовых походах. Надолго задерживались они в Италии, Византии, в отвоеванных у арабов портах Средиземноморья. Трубадур Вакейрас последовал за своим покровителем в Грецию, где тот получил лен при дележе византийского наследия после провозглашения Латинской империи. Там, видимо, Вакейрас и погиб. Авантюрный дух эпохи Крестовых походов, которым сопутствовало небывалое расширение географического и общественного кругозора, постоянно чувствуется в творчестве трубадуров.

Полезно отметить, что среди представителей провансальской лирики мы встречаем немало женщин, как правило знатных дам, включившихся в лирические любовные дебаты и тем самым переставших быть лишь прекрасным (и безмолвным!) предметом поклонения. Наибольшей известностью пользовалась поэтесса графиня де Диа, автор жизнерадостных любовных кансон, иногда сдобренных меланхолическими нотками и полных весьма смелых признаний. Она уверенно отстаивает свое право на любовь и право говорить о ней. Писали стихи и другие провансальские сеньоры - уроженка Лангедока Азалаида де Поркайраргес, некая Кастеллоза из Оверни, Клара Андузская, Мария де Вентадорн и др. Провансальские поэтессы - яркое свидетельство культурного подъема, известной эмансипации женщин и роста личностного самосознания (что может быть сопоставлено лишь с богатейшим женским поэтическим творчеством в пору Ренессанса).

Близкими к среде трубадуров в Провансе были, несмотря на свое неблагородное происхождение, и жонглеры (некоторые из трубадуров, например Ук де ла Бакалария или Пистолета, прошли период «жонглерства»). Произведения трубадуров пелись - поэт выступал и как композитор. Но так как не каждый из них обладал достаточными певческими способностями, то трубадур нередко держал при себе одного или двух жонглеров - певцов-профессионалов, исполнявших его произведения под аккомпанемент виолы или арфы. Жонглер тем самым занимал заметное место в жизни трубадура. В песнях некоторых провансальских поэтов встречаются дружеские упоминания об этих сподвижниках певцов-рыцарей. Так, например, Бертран де Борн тепло говорит о «своем Папиоле», верном жонглере, друге и слуге.

Эти связи с большой убедительностью раскрываются в различных жанрах поэзии трубадуров, жанрах, которые за редким исключением вышли из народной песни, из ее жизни. К народной поэзии восходят самые ранние жанры провансальской лирики: верс (стих) и кансо (кансона, песня). Из той же основы родилась двуголосая пасторела (пастушеская песня), обычно состоявшая из диалога между рыцарем и приглянувшейся ему пастушкой. Альба (рассветная песня), в которой верный друг напоминает о рассвете товарищу, забывшемуся на свидании с милой, тоже обнаруживает черты народного происхождения.

Важным жанром лирики трубадуров были сирвентес - сатирические песни политического содержания - живые и острые отклики на общественные проблемы своего времени. Также к древнейшим формам народного творчества восходят такие распространенные жанры лирики трубадуров, как плань (плач) и песня-спор, песня-распря - тенсона. Подъем народных масс в эпоху первых Крестовых походов и иллюзии, которые они питали в связи с этими походами, отразились в песнях о Крестовом походе - призыве к участию в походах за море во имя защиты Земли господней от «язычников». Впрочем, в Провансе подобные песни нередко указывали и на цели, более близкие, звали на помощь соседям-испанцам и каталонцам в вековой борьбе против сарацин, прочно угнездившихся на Пиренейском полуострове.

Народная традиция подарила поэзии трубадуров музыкальность, органическую связь со стихией песни; это обеспечило поэтике трубадуров огромные творческие возможности, крывшиеся в непосредственной связи музыки и текста (не случайно некоторые поэты-трубадуры были и незаурядными музыкантами, а в одной из областей Южной Франции, в Лимузене, сложилась первая европейская музыкальная школа).

В поэзии трубадуров пристальное внимание уделялось рифме, углубленную разработку получила строфическая организация лирического

стихотворения. Альба, песня, плач, тенсона и многие другие формы провансальской лирики обладали специфической строфикой, совершенно обязательной для каждой из них. Пестрота и многообразие лирики трубадуров не были безграничны; напротив, они регламентировались достаточно строгим и довольно рано сложившимся каноном. Трубадуры с самого начала столкнулись с целым рядом формальных трудностей, степенью преодоления которых и мерилось мастерство поэта. Но чисто формальные поиски стали уделом лишь трубадуров «второго» и даже «третьего призыва». В пору своего расцвета провансальская лирика, это «веселое искусство» трубадуров, была далека от формализма, столь типичного для Позднего Средневековья.

Это понятие литературного мастерства, несомненно присутствующее в поэзии трубадуров, не могло не сказаться на возникновении авторского самосознания (конечно, у наиболее талантливых и оригинальных поэтов, чье творческое наследие выделяется из массы анонимных произведений). И в этой области трубадурами был сделан существеннейший шаг вперед: появление авторского самосознания связано с новым этапом в развитии литературы и искусства Средних веков. Осознанное авторское творчество отличает куртуазную лирику вообще от различных форм эпоса и от песенного творчества, родившегося в народной среде.

Лирический герой поэзии трубадуров (подразумевая под этим термином образ влюбленного, проходящий через многие жанры провансальской лирики) был прежде всего рыцарем, живущим интересами своего сословия, разделяющим все его пристрастия. Рыцарь-любовник испытывает к даме одно чувство - это так называемая утонченная любовь - fin amors, венцом которой были чувственные радости - прикосновение, поцелуй, наконец, обладание, но в неопределенном будущем, бесконечно далеком и несбыточном. Поэтому мотив отказа в поцелуе и других ласках типичен для куртуазной лирики, даже непременен, ибо поэт-трубадур должен томиться от неразделенной любви и излагать свои жалобы в стихах. Образ возлюбленной - образ дамы, которой отдает свою «утонченную любовь» рыцарь, - приобретает все более идеальные черты. У многих трубадуров образ любимой женщины превращается в поэтическую аллегорию женственности вообще, в символ почти религиозного характера, смыкаясь у поздних поэтов с распространенным на романском Юге культом мадонны (типологическая параллель этому - лирика некоторых арабских поэтов-суфиев, например Ибн аль-Фарида и Ибн аль-Араби). Эта очевидная спиритуализация любовного чувства, вообще всего кодекса служения даме особенно ясно проявилась в поэме-трактате Матфре Эрменгау «Бревиарий любви» (ок.1288).

Иллюстрация: Пейре Видаль

Миниатюра из провансальской рукописи XIII в. Париж, Национальная библиотека

«Утонченная любовь», воспеваемая трубадурами, - это, как правило, неразделенная, во многом платоническая любовь. Она противостоит fals amors, т. е. «ложной любви», которую можно испытывать лишь к простолюдинке. Этот декларированный платонизм отражал социальное положение поэта, который почти всегда оказывался на более низкой ступени общественной лестницы, чем воспеваемая им дама. Отражал платонизм и типичную замковую ситуацию: дама оказывалась в центре своего маленького феодального двора, и к ней одной были направлены помыслы, стихи и песни окружавших ее рыцарей-поэтов. Этот платонизм как чисто литературная установка также входил в «веселое искусство» трубадуров, поэтому его нельзя связывать с рядом аскетических движений XII столетия (показательно, что католическая церковь весьма неодобрительно относилась к «утонченной любви», воспевавшейся поэтами Прованса).

Характерная для народного творчества устойчивость основных элементов произведения - от традиционных зачинов, рефренов и концовок,

от постоянных эпитетов и сравнений до мотива, лежащего в основе всей лирической пьесы, - получает в поэзии трубадуров дальнейшее закрепление. Как и вообще вся куртуазная литература Средних веков, как и породившая ее феодальная действительность, лирика трубадуров глубоко этикетна. Это отозвалось в особенной устойчивости основных форм лирической поэзии Прованса, что оставляло, однако, известный простор для проявления творческой индивидуальности. Таким образом, понятие жесткой литературной нормы, позднее (в XIII в.) закрепленное в многочисленных поэтиках-грамматиках (Раймон Видаль де Безалю и др.), возникло и постоянно подкреплялось по крайней мере благодаря трем факторам - этикетности общественного уклада, устойчивости фольклорных форм и каноническому характеру арабо-испанской поэзии, оказавшей сильное воздействие на лирику Прованса (и непосредственно своей художественной практикой, и такими теоретическими сочинениями, как, например, книга Ибн Хазма «Ожерелье голубки»).

Обязательными, каноническими становились не только лирические формы, но и выражаемые при их помощи чувства (жалобы на быстро наступившую зарю в альбе, прославление недоступной возлюбленной в кансоне и т. п.). Постепенно содержательная сторона поэзии приобретала условный, игровой характер, что особенно ощутимо в поздней лирике трубадуров, когда, образно говоря, из стен замка она перешла на городскую площадь, органически слившись с поэзией горожан (традиционные весенние состязания певцов и поэтов, городские творческие объединения - пюи и т. п.). Этот переход от одной художественной системы к другой был особенно легок и непосредствен именно на почве Прованса, где культура города стала одним из слагаемых куртуазной культуры, а не противостояла ей. Быстро сложившиеся канонические формы воспринимались и реализовались отдельными поэтами по-разному - в зависимости от их творческих наклонностей, воспитания, взрастившей их общественной среды и принадлежности к тому или иному этапу эволюции провансальской лирики.

Особенно отчетливо индивидуальное своеобразие трубадуров проявилось в воссоздании ими образа возлюбленной - центрального персонажа (наряду с лирическим героем) их поэзии.

Ф. Энгельс в своем высказывании о куртуазной лирике замечает, что страсть трубадура обращена обычно к замужней женщине (см.: Маркс К. , Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 72-73); с точки зрения куртуазной морали рыцарское служение даме не бесчестит ни рыцаря, ни его возлюбленную. Действительно, мотив любви к замужней даме в ранней лирике трубадуров звучит как гуманистическое оправдание большого чувства, рвущего узы постылого брака, навязанного женщине против ее воли. Но довольно скоро эта тема преображается в формулу рыцарской службы, далекой от подлинной любви к единственной избраннице. Складывается культ служения Даме, который был обязательной чертой придворного ритуала провансальских замков; позднее этот ритуал перешел в другие страны Европы. Самая тема плотской любви, в произведениях многих трубадуров звучавшая как своеобразный протест против христианской аскезы, как защита права любить по выбору сердца, а не повинуясь тем или иным расчетам, эволюционировала в сторону все более схоластического, типично средневекового истолкования любви как отвлеченного начала, как долга, налагаемого на рыцаря избранной им дамой и всей системой взглядов его круга. Однако нельзя забывать и о том, что за схоластическими категориями, в которых описывали свою любовь к даме трубадуры, стояла и первая попытка проанализировать сложное чувство, постичь его значение в человеческой жизни.

Поэзия трубадуров за два с лишним века своего существования в Провансе прошла сложный путь развития.

Самые ранние ее представители, вроде герцога Гильема IX Аквитанского (1071-1127), выступили как поэты безыскусственного склада, у которых вместе с тем уже достаточно отчетливо видны связи с развитой арабской любовной поэзией, расцветшей в Испании и оказывавшей все большее воздействие на формирование западноевропейской куртуазной литературы. Поэзия Гильема Аквитанского была живым отражением его бурной, полной приключений биографии. Храбрый воин, горячо верующий католик, крестоносец и затем паломник, потерявший свою дружину в битвах с сарацинами, неутомимый искатель любовных приключений, Гильем оставил после себя песни, полные непосредственного лирического чувства, выражающие его острое и жадное восприятие действительности. Описывая ярко и сильно свои любовные переживания, Гильем не считался с мнением церковных властей и был дважды отлучен от церкви. Герцог-поэт с энтузиазмом и изобретательностью воспевал «утонченную любовь», он стал в этой области создателем прочных традиций. Однако в наследии Гильема есть и иные образцы поэзии, в которых любовная тема трактуется в духе народной грубоватой шутки.

К середине XII в. наметились различные пути развития поэзии трубадуров. В творчестве гасконца Маркабрю (писал между 1129 и

1150 гг.) она развивается как глубокая, во многом темная, герметическая поэзия своего времени, вобравшая самые различные его явления, выражавшая, в частности, его критическое отношение к нравам, царящим в провансальском обществе, его попытки осмыслить свою эпоху. В энергичных, порой грубоватых стихах он клеймил обычаи своего времени, порицал женское легкомыслие, обрушивался на праздное, с его точки зрения, занятие любовью. Он в наибольшей степени, чем остальные трубадуры первой половины XII столетия, оказался под влиянием религиозной идеологии. Его суровый морализм был продиктован церковной доктриной. Тому же Маркабрю принадлежит один из ранних образцов песни о Крестовых походах, пылкий призыв, обращенный к землякам, которых поэт увещевает подняться на помощь испанским братьям, изнемогающим в борьбе с мусульманами. Маркабрю выступал и с осуждением феодальных распрей, грозящих погибелью провансальской земле.

Современником Маркабрю был Джауфре Рюдель, о котором затем было сложено немало легенд. Он был уроженцем Сентонжа, земли на далекой окраине Прованса. Рюдель был знатным рыцарем, очевидно, принимал участие в одном из Крестовых походов. Более поздняя легенда, закрепленная в XIII в. в «Жизнеописании» поэта, сделала его певцом «Принцессы-грезы». Мотив «любви издалека» действительно присутствует в лирике Рюделя, но ее изощренный стиль, полный иносказаний и намеков, дает простор для очень смелых толкований. Отдельные критики, например Карл Аппель, видели в даме Джауфре Рюделя ни больше ни меньше как Богоматерь. Правильнее было бы считать поэта поборником «утонченной любви» к знатной даме, любви, которая при всей своей идеальности и возвышенности, знает и плотские радости.

Для поэта типичны мотивы весенней природы, созвучной по своей мажорной настроенности и по свежести и ясности пробуждающемуся любовному чувству (в этом поэт приближается к представителям арабской лирики, - например, Ибн Зайдуну, - с их обостренным чувством восприятия природы). Несомненно также использование Рюделем ряда фольклорных мотивов, что не находится в противоречии с аристократичностью миросозерцания поэта. Не без воспоминания о произведениях Овидия, которые в XII в. пользовались все более широкой популярностью и вошли в школьные программы, поэт описывает любовь как «сладостную болезнь», как некое наваждение, как нечто внезапное и необъяснимое. Но реальные радости и горести любви не проходят для Рюделя стороной. Он знает и жаркий трепет обладания, и печаль разлуки. Возможно, Овидием же («Героиды», XVI) вдохновлена и самая знаменитая канцона Рюделя, в которой он с большой поэтической силой оплакивает вынужденную разлуку со своей возлюбленной, женой графа Триполитанского Раймонда I:

Мне в пору долгих майских дней
Мил щебет птиц издалека,
Зато и мучает сильней
Моя любовь издалека.
И вот уже отрады нет,
И дикой розы белый цвет,
Как стужа зимняя, не мил.
Мне счастье, верю, царь царей
Пошлет в любви издалека,
Но тем моей душе больней
В мечтах о ней - издалека!

(Перевод В. Дынник)

Этот мотив любви в разлуке создал устойчивую традицию: прочно связанный с именем Рюделя, он вошел затем в вымышленную биографию поэта (обработанную, в частности, в конце XIX в. Эдмоном Ростаном).

Несколько иное направление приняла лирика в творчестве трубадура XII в., скрывшегося под псевдонимом Серкамон (букв. - Странствующий певец), во многом шедшего по стопам Маркабрю. Именно в поэзии Серкамона (вторая треть XII в.) намечается расцвет культа Дамы, идет разработка изысканного придворного стиля, который станет затем господствующим в поэзии трубадуров.

Серкамон был также автором одного из первых образцов плача, своеобразного жанра, сочетающего в себе похоронную песню с политическим стихотворением: восхваление заслуг усопшего (у Серкамона это Гильем X) служит удобным поводом для пропаганды своих политических взглядов.

Серкамон стоит на пороге нового периода в эволюции лирики трубадуров, периода, отмеченного наивысшими поэтическими достижениями, связанными, например, с именами таких талантливейших поэтов, как Рамбаут д’Ауренга (годы творчества - 1150-1173), Пейре д’Альвернья (годы творчества - 1158-1180), Арнаут де Марейль (конец XII в.), Пейре Видаль (годы творчества - 1180-1206), Гильем де Кабестань (конец XII в.), Гаусельм Файдит (годы творчества - 1185-1220).

Самым значительным из них был Бернарт де Вентадорн (годы творчества - ок. 1150-1180), трубадур незнатного происхождения, выступивший, однако, как завершитель канона куртуазной лирики Прованса и прославившийся своими канцонами при многих дворах Европы (в частности,

Рыцарская куртуазная поэзия

Укрепление королевской власти, рост богатеющих городов, крестовые похо­ды, открывшие перед изумленным Западом диковинки Ближнего Востока, - всœе это в совокупности обусловило глубокую трансформацию феодальной культуры и возникновение новых форм искусства, которые принято называть куртуазны­ми, ᴛ.ᴇ. придворными. В это время впервые в истории человечества культивиру­ются идеалы духовной любви, возникает рыцарская лирическая поэзия и музыка, куртуазное искусство, отражающее понятие рыцарской доблести, чести, уважения к женщинœе. В средние века поэзия стала королевой словесности, даже летописи облекались в стихотворную форму. Первые любовные рыцарские стихи были созданы в Провансе, на юге Франции, еще в конце XI в. А в XII-XIII вв. уже всœе города, всœе феодальные замки были охвачены новыми веяниями. Пышным цве­том расцветает придворная рыцарская культура, блестящая, изысканная, нарядная.

Оставаясь воином, рыцарь в то же время должен был обладать прекрасными манерами, быть приобщенным к культуре, поклоняться Прекрасной Даме, являя собой образец придворного этикета͵ именуемого куртуазней. Именно с культа ʼʼдамы сердцаʼʼ - Прекрасной Дамы и началась куртуазная поэзия. Рыцари-поэты воспевали ее красоту и благородство, а знатные дамы весьма благосклонно отно­сились к куртуазной поэзии, которая поднимала их на высокий пьедестал.

Конечно, куртуазная любовь была не лишена условности, поскольку полно­стью подчинялась придворному этикету. Дело в том, что Прекрасная Дама, вос­певаемая трубадурами в Южной Франции и труверами в Северной Франции, миннезингерами в Германии и менестрелями в Англии, была, как правило, супру­гой сюзерена. А влюбленные рыцари оставались почтительными придворными. Куртуазные песни, льстя самолюбию дамы, одновременно окружали сиянием ис­ключительности феодальный двор, среди которого она царила.

Куртуазную любовь отличал ряд особенностей. Прежде всœего, это была тай­ная любовь, поэт избегал называть свою даму по имени. Куртуазная любовь яв­лялась любовью тонкой, изысканной, в отличие от чувственной, глупой любви. Она должна была выглядеть трепетным обожанием. Именно в такой призрачной любви находили высшую меру радости. Но не следует преувеличивать платонизм куртуазной любви, в лучших любовных песнях того времени звучит горячее че­ловеческое чувство.

Поэтических текстов, созданных в ту эпоху, чрезвычайно много, и сегодня, конечно, уже никто не знает, кто были авторы большего числа их, но среди по­этов бесцветных появлялись и запоминающиеся фигуры, с яркой индивидуально­стью. Наиболее известными трубадурами были трепетный Бернарт де Вента-дорн, пылкий Гираут де Борнеть, суровый Маркабрюн, рассудительный Пейроль, мечтательный Джауфре Рюдель.

Существовало множество форм куртуазной поэзии Прованса, но к наиболее распространенным относились: кансона, альба, баллада, пасторела, тенсона, плач, сирвентес.

Кансона (ʼʼпесняʼʼ) в повествовательной форме излагала любовную тему:

В час, когда разлив потока От тоски по вас, Далекой,

Серебром струи блестит, Сердце бедное болит.

И цветет шиповник скромный, Утешения никчемны,

И раскаты соловья, Коль не увлечет меня

Вдаль плывут волной широкой В сад, во мрак его глубокий,

По безлюдью рощи темной, Или же в покой укромный

Пусть мои звучат напевы! Нежный ваш призыв, - но где вы?!

(Джауфре Рюдель)

Альба (ʼʼутренняя заряʼʼ) посвящалась земной, разделœенной любви. В ней рас­сказывалось о том, что после тайного свидания влюбленные расстаются на за­ре, и о приближении утренней зари их предупреждает слуга или друг, стоящий на страже:

Молю тебя, всœесильный, светлый Бог, Мой милый друг! Я с вечера не спал, Чтоб друг живым уйти отсюда мог! Всю ночь я на коленях простоял:

Да бодрствует над ним твоя десница! Творца молил я жаркими словами С зари вечерней здесь свиданье длится, О том, чтоб снова свидеться мне с вами. И близок час рассвета... А близок час рассвета.

(Гираут де Борнейлъ)

Баллада в то время обозначала плясовую песню:

Все цветет! Вокруг весна! К нам пришла сюда она,

Эйя! - Как сам апрель, сияя.

Королева влюблена, А ревнивцам даем мы приказ:

Эйя! - Прочь от нас, прочь от нас!

И, лишив ревнивца сна, Мы резвый затеяли пляс.

(Безымянные песни)

Пасторела - песня, в которой рассказывалось о встрече рыцаря и пастушки:

Встретил пастушку вчера я, К ней обратился тогда я:

Здесь, у ограды блуждая. - Милочка! Буря какая

Бойкая, хоть и простая, Нынче взметается злая!

Мне повстречалась девица. - Дон! - отвечала девица, -

Шубка на ней меховая Право, здорова всœегда я,

И кацавейка цветная, Сроду простуды не зная,-

Чепчик - от ветра прикрыться. Буря пускай себе злится!..

(Маркабрюн)

Плач - песня, в которой поэт тоскует, оплакивает свою долю либо скорбит с смерти близкого человека:

Нет, не вернусь я, милые друзья,

В наш Вентадорн: она ко мне сурова.

Там ждал любви - и ждал напрасно я,

Мне не дождаться жребия иного!

Люблю ее - то вся вина моя,

И вот я изгнан в дальние края,

Лишенный прежних милостей и крова...

(Бернарт де Вентадорн)

Тенсона - стихотворный спор, в котором принимают участие либо два поэта͵ либо поэт и Прекрасная Дама, поэт и Любовь:

Я велœел с недавних пор - Ах, Любовь, на ваш укор

Сердцу моему молчать, Мне не трудно отвечать:

Но Любовь со мною спор Долго Донны светлый взор

Не замедлила начать: Я готов был воспевать,

Друг Пейроль, решили, знать, Но в награду мог стяжать

Распрощаться вы со мной, Только боль обиды злой, -

Да и с песнею былой? Дайте ж наконец покой!

Что ж, бесславный ждет удел Я роптать на вас не смел,

Тех, кто сердцем охладел! Но уж песни-то отпел!

(Пейроль)

Сирвентес - песня, в которой поднимаются уже социальные вопросы, главный из которых: кто больше достоин любви - учтивый простолюдин или бесславный барон?

Перигон? Порой бесславно - Мой сеньор! Уже издавна

Жизнь ведет свою барон, Был обычай заведен

Он и груб и неумен, (И вполне разумен он!):

А иной виллан1 бесправный В случае если Донна благонравна,

Щедр, учтив, и добр, и смел, С ровней связывать удел

И в науках преуспел. Тот обычай повелœел.

Что Донне можете сказать: Как мужику любовь отдать?

Кого из этих двух избрать, Ведь это значит потерять

Когда к любви ее влечет? И уваженье и почет...

(Дальфин и Перигон)

1 Виллан - крестьянин.

Наличие в провансальской поэзии таких форм, как тенсона, сирвентес и плач, свидетельствует о том, что хотя любовная тема и занимала в ней господствующее положение, но не являлась единственной. Трубадуры охотно откликались на зло­бу дня, касались в своих песнях вопросов политических и социальных.

Трубадуры были первыми куртуазными лириками Европы. За ними последо­вали немецкие миннезингеры - ʼʼпевцы любвиʼʼ. При этом в их поэзии чувственный элемент играл меньшую роль, нежели в поэзии романской, и скорее преобладал морализаторский оттенок, к примеру:

Те времена прошли давно. Все в грех теперь погружено.

Когда-то, Бог свидетель, Любить грешно и жить грешно.

Царили в мире заодно Губительный владетель,

Любовь и добродетель. Грех греху радетель... –

и религиозный подтекст:

Святого нашего креста Кто в суете земных утех

И ты достоин, Погрязнуть рад.

Когда твоя душа чиста͵ Ты плащ с крестом надел

Отважный воин. Во имя добрых дел.

Такое бремя не для тех, Напрасен твой обет,

Кто глуповат, Когда креста на сердце нет.

В то же время среди немецких миннезингеров существовала целая плеяда по­этов, весьма изысканно воспевавших ʼʼвысокую любовьʼʼ. Причем их отличитель­ной чертой была полная отрешенность от окружающего мира. Поэт, переполнен­ный любовным томлением, как бы бродит в густом тумане любовной меланхолии со своей любовной тоской.

Что мне за дело до рассвета! Пусть веселятся всœе, кому не лень.

Мне безразлично, день или не день. Теперь мне всœе едино:

Не мне сияет солнце это. Куда себя ни день,

Глаза подернула скорбная тень. Кручина да кручина...

Миннезингеры играли в культурной жизни такую важную роль, что один из них - Тангейзер со временем стал даже героем популярной легенды, положенной великим немецким композитором XIX в. Вагнером в основу своей оперы, которая так и на­зывается ʼʼТангейзерʼʼ.

В легенде Тангейзер становится возлюбленным госпожи Венеры и живет вместе с ней в сказочной ʼʼВенериной гореʼʼ. Папа Урбан проклинает раскаявшегося грешника, заявляя, что как не может зазелœенеть посох в его руке, так не может Тангейзер обрести прощение на земле. Удрученный Тангейзер возвращается в Венерину гору, а посох папы расцветает, обличая недостойное жестокосœердие последнего.

Творчество трубадуров, труверов, миннезингеров можно назвать первым ве­ликим расцветом европейской лирики, за которым последовал еще более могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения.

Рыцарская куртуазная поэзия - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Рыцарская куртуазная поэзия" 2017, 2018.

Куртуазная литература развивается при феодальных дворах, её создают профессиональные авторы, она не анонимна : осталось около 500 имён авторов. Её творцами были преимущественно рыцари, есть небольшой процент клириков и горожан. Исполнители этих произведений – жонглёры (жонглёр-оруженосец при рыцаре-поэте).

Она зарождается в конце 11 века на юге Прованса. Зарождается она как лирика трубадуров, к началу 14 века, с переходом в город она быстро перерождается и перестаёт существовать. Это первая, светская литература Средневековья. Она существует на национальных языках, но её характер и материалы интернациональны (это её отличие от героического эпоса). Вероятно, это связано с тесной коммуникации феодальных дворов средневековой Европы. Самому феномену этой литературы на Руси аналога нет. Позднее, правда, в 16 веке у славян появляются первые переводные романы.

Куртуазная литература знает 2 жанра: лирику и эпос , драму она не породила. Потребность в зрелищах удовлетворялась в форме придворных ритуалов: танцы, маскарады, турниры (игра в сражении). Культ любви характерен для куртуазной литературы во всех жанрах , зарождается он в лирике.

Куртуазная лирика зарождается в Провансе в конце 11 века. После разорения Прованса под видом уничтожения еретиков, центр перемещается во Францию (труверы = трубадуры) и в Германию (мини зингеры = певцы любви) и в Италию, где начнёт складываться стиль любви. Жанры куртуазной лирики:канцона – любовное стихотворение изысканной формы; сирвента – размышления на моральные, политические темы; плач – стихотворение, передающее печаль поэта по поводу смерти какого-либо человека; тенцона – спор, диалог; пасторелла описывает любовь рыцаря и пастушки на фоне природы;альба (воспевается расставание влюбленных утром после тайного свидания) и др.

Трубадуры и труверы разработали особую теорию любви. Она строится на антитезе 2 видов любви: высокая, истинная любовь (фин амор) – источник всего лучшего в жизни рыцаря, такая любовь радостна; чувственная, плотская любовь (фалс амор) – грубая, глупая, мнимая, ложная любовь. Высока та любовь, которая воплощает и подчинение, и преклонение. Такая любовь не ведет к браку. Она была строго регламентирована трубадурами. Выделены 4 стадии, 4 состояния влюблённых:

Одинокие вздохи (колеблющийся),

Робкое признание (молящий),

Разрешение дамы исповедовать любовь открыто (услышанный),

Позволение оказывать даме услуги (друг), высшая награда - поцелуй.

Итогом развития фин амор становится уподобление ее культу девы, то есть христианизация любви считается поздним явлением: слияние культа дамы с культом Богоматери, девы. Есть не меньшее основание полагать, что развитие было обратно: культ дамы возник из культа Девы.Христианская идея с самого начала рассматривает любовь, как свободный выбор подчинения. Идея любви, как приобщения к богу, восходит к Евангелие и апостольским посланиям.

Куртуазный культ любви имел долгую жизнь в литературе.

Для куртуазной лирики характерна разработанная система жанров, которые находятся в строгой тематической и временной рамке: высшей является кансона, песнь о любви как таковой. У ранних трубадуров был принят термин вер, который восходит к латинскому версус – литургия. Последней альбой является сцена расставания Шекспировских Ромео и Джульетты.

Сервента (жанр), который был изобретен влюблёнными в войну рыцарями – не только военная песня. Её пел очень воинственный трубадур (Бертрод де Бор), который под конец жизни принял монашество.

Куртуазная поэзия знает два стиля:

Тёмный (клос) – отличается аллегоризмом,

Светлый, ясный (клар).

Второй хронологический жанр куртуазных произведений – рыцарский роман . Он возникает в 12 веке и в 12-13 веках существует в стихотворной форме, затем возобладала проза.

Роман – первый тип повествоания, не претендующий на историческую или мифологическую достоверность, продукт поэтического вымысла. Сказочно-авантюрная стихия роднит его со сказкой, в нём никакой житейской прозы. Всё дополняется в нем изображением душевных переживаний героя, что роднит её с романтизмом. Разрешение конфликта весьма определёно, для него не мыслим открытый финал. Но в нём уже ставится вопрос о соотношении личных чувств и социальных обязанностей, встаёт проблема отношения личности и социума. «Внутренний человек» в романе осознаёт проблему взаимоотношения личности и социума: эта проблема рождает основную коллизию романа.

Три потока: античный, бритонский и восточный. Каждый из этих циклов распадается на под циклы или романы. Внутри бритонского цикла выделяют: романы о Тристане и Изольде, о короле Артуре и рыцарях круглого стола и о рыцарях Грааля.

Фигура короля Артура связывает все романы бритонского цикла. Сама фигура Артура выдвигается на передний план, только в 12 веке. Именно в рыцарском романе, который постепенно вытесняет героический эпос. А легендарный Артур во многом замещает эпическую фигуру Карла Великого. Происходит смена жанров и смена героев. Не известно, что было первичным: смена героев или жанров. Итог: существенная смена культурной парадигмы. Далеко не первостепенный герой кельтов, король Артуриус, выдвигается в 12 веке в протагонисты легендарной европейской истории. Это происходит после появления латинской хроники Гальфреда Монувского. В 1136 году появляется его хроника «история королей Британии». Эта хроника переводится на французский язык трувером Васом, под названием «Брут» (1155 год). В эти года на первый план выдвигается некий король Артур. В этих произведении разработана легенда о короле бриттов Артуре, которую можно рассматривать, как предысторию Британской короны. Английская корона только-только перешла к Тонкогиетам, которые интригуют против французского короля, и нуждались в собственной истории. Пропагандийская версия не объясняет всей специфики. В романе о Тристане и Изольде эта теория наименее применима: артуровский фон минимален, это очень строптивый архаический сюжет, который сопротивляется политическим, пропагандийским и даже куртуазным обработкам.

Куртуазные романы носят циклический характер. Берётся общеизвестный сюжет, и каждый из романов разрабатывает отдельную сторону этого сюжета. Природа сюжета и героев романа принципиально иные, чем в эпосе: это не история, а сказка, миф, легенда, нет исторического прототипа у Тристана, Персиваля, Ивейна, как нет прототипа у Артура. Рыцарский роман – это средневековая утопия, а не воспоминание о некотором эпическом деянии . Основная идея средневекового рыцарского романа: мечта о прекрасном социуме, который основан на идеалах чести и благородства. Наилучшее подтверждение – романы артуровского цикла. Для главных сюжетов и героев романа составляются в современной литературе сводки (полностью – роман о «Тристане и Изольде»).

Стихотворный рыцарский роман о Тристане и Изольде сохранился в виде 2 неполных вариантов, принадлежащих к перу Беруля и Тома (Томаса). Эти романы были созданы в последнюю треть 12 века. Вариант Беруля более архаичен, его принято считать общей версией. Вариант Тома – куртуазная версия. Роман о Тристане и Изольде в обоих вариантах – раннее, традиционный сюжет не подвержен куртуазной доктрине: любовь высока, но очень чувственна. Для куртуазного поэта любовь радостна, поскольку она ведёт его к совершенству, здесь же любовь скорее трагична, она несёт любящим боль и болезнь. Полюбив, Тристан перестаёт совершать подвиги, подчиняя страсти все свои возможности. Современникам была видна акуртуазная сущность.

Источник романа о Тристане и Изольде – кельтские сказания, хотя основа сюжета, скорее всего намного древнее. Существовали древние валлийские сказания с именами Друстан и Есил.

Что объединяет роман о Тристане и Изольде с кельтскими источниками: они построены на традиционных мотивах, которые восходят к трём жанрам ирландских саг:

Жанр чудесного плавания, имрам, преобразуется в ведущий мотив Тристатновского цикла, как перемена судьбы героя: море играет огромную роль в судьбе Тристана, море – второе после имени, главное олицетворение судьбы Тристана.

Жанр похищения, айтхеда, преобразуется в мотив бегства любовников в лес и их жизнь в лесу; характерно – лесное счастье, конец любовного зелья, встреча с отшельником, благородство Марка и перелом в судьбе героев.

К жанру имрама примыкает жанр эхтра, жанр посещения иных миров; в романе с иным миром соотносятся опустошенная выжженная Британь, в которой Тристан находит белорукую, вторую, Изольду; иной мир – поэтический образ зачарованного замка, который придумала Изольда, поэтическая блаженная страна живых, в которую, Тристан обещает привести Изольду. Тема небесной жизни, нового Иерусалима.

Из конкретных кельтских мотивов важен мотив гейса, заклятья и мотив оков любви: в романе этот мотив преобразуется в мотив любовного напитка, который выпивают на корабле Тристан и Изольда.

Есть и более частные мотивы: мотивы, связанные с двумя ласточками. Сказочные мотивы: добывание красавицы, чёрный и белый парус, битва с драконом. Следует обратить особое внимание: попытка умаления роли женщин в сравнении с кельтскими сагами (многие назвали роман романом «О Тристане», потому что должен быть один протагонист - рыцарь).

Композиционно роман о Тристане выстроен как его жизнь: от рождения и до смерти. Рождение любви к Изольде – переломная точка в этой истории жизни героя. В житийной традиции и таким пунктом перелома было откровение, которое наступало после испытаний. Жизнь Тристана можно представить графически в виде своеобразной параболы. Имя, данное ему при рождении (печаль, грусть), – судьба героя и бескорыстие – две постоянные. Восходящая линия: он герой – идеальный рыцарь (зодчий, чародей, корабельщик). В этой линии он совершает три подвига в форме поединка. Они имеют символическое значение: он отвоёвывает землю, возвращая долг отцу, побеждает великана Ворхольда, возвращая долг королю Марку, убивает дракона, отдавая долг семье Изольды, у которой убил родича, + добывает красавицу. Как рыцарь, он всецело реализовался к этому моменту. В житийной традиции в таком состоянии предстают перед всевышним. В нашем сюжете встреча с богом замещается встречей с любовью. В нисходящей линии Тристаном властвует любовь: ему и Изольде чуждо раскаяние, они безгрешны, хотя они знают, что виновны перед Марком. Затем они расстаются, чтобы соединиться в смерти. Первая ошибка – напиток, вторая ошибка-обман с цветом парусов. В каком-то плане она исправляет первую. Первый, напиток, дал им любовь, но не дала прав быть вместе, вторая позволяет им соединиться в смерти.

Мотив любовного напитка присутствует во всех средневековых версиях романа. Нередко современному человеку он кажется снижающим. Но он появляется не как оправдания этой страсти, а чтобы объяснить два чуда: феномен взаимности любви и незаменимости человека в любви. Такая любовь – редкость, такие чудеса каждая эпоха постигает заново. Только у открытого в романе человека рождается открытие, что всё в сфере земли может меняться. Кроме любви, которая является единичной, незаменимой. Финал романа парадоксально светел, он рождает веру в торжество любви, символом чего становятся зеленеющие побеги жимолости. В 19 веке на могиле Элаизы и Абиляр появилась арка из жимолости, которую возвели потомки.

«Песнь о Нибелунгах»

Это продукт весьма зрелого феодализма. Эпическое творчество тогда уходило в прошлое: на смену уже пришёл рыцарский роман. Поэма, в том виде, котором она дошла до нас, была создана в Придунайских землях на территории современной Австрии на рубеже 12-13 веков. Автором был либо талантливый певец-шпильман (потешник), либо переводчик рыцарских романов, либо духовное лицо из окружения епископа Пильгрома. Это был талантливый и опытный поэт. Она пережила столь сильное влияние куртуазного романа, что многие отрицают её отношение к героическому эпосу.

Внгешняя форма поэмы близка к роману, но характер материала не свойственен роману, особенно это касается второй части «Песни» с её мощной эпической стихией. Очевидно, что автор работал на материале древних эпических песен. Принято считать, что в её основе лежат две германские поэмы: о гибели Зигфрида и гибели бургунов.

Две части «Песни»:

В первой преобладает атмосфера рыцарского романа, эпическая основа улавливается с трудом (ему пытались найти исторический прототип, например, как Миромин). Но всё же он сказочный герой, а не исторический. Первая часть (до гибели Зигфрида): все персонажи куртуазны и утончены. Там же на пиры и увеселения гости приходят без оружия: в героическом эпосе это исключено, там с оружием не расстаются.

Во второй части преобладает атмосфера героической дружинной песни, ещё одной великой песни о поражении, здесь нет победителей: погибают дружины всех королей и весь род правителей бургундов.

В сравнении с версией «Старшей Эддой»: история отвоёвывает значительное место у мифологии, но при этом оба главные события получают новую мифологически-мистическую окраску (мотив солнцеворота). Обе трагедии (гибель Зигфрида и бургундов) оказываются увязаны с культом природы, который воспринимался мистически. 2 солнцеворота как и два пира (у бургундов и в королевстве гуннов): эта симметрия говорят о высоком мастерстве автора поэмы.

Историческим зерном песни является действительное событие: 437год – падение королевства бургундов на Рейне под натиском гуннов. В этой «Песне» они будут погибать за Дунаем. Очень большой промежуток времени отделяет историческое событие от его фиксации: событие и фиксацию разделяют семь веков. Такой дистанции не было ни у песни о Сиде, ни о песни о Роланде.

Статья Гуревича «Пространственно временной континуум Песни о нибелунгах».

Три хронотопа: сказочная древность, героическая эпоха переселения народов и современность куртуазная. Отсутствие у «Песни» исторического прошлого.

Ранней стадии складывания сюжета на германской почве складывается с трудом. В германии разноплеменной, мучительно христианизированной. Песни не могли быть записаны, никто об этом не думал.

Песнь о нибелунгах – центробежный эпос.

Ранние стадии сюжета нибелунгов реконструируются по скандинавским эпосам (Старшая Эдда, сага о вёльсунгах и сага о Тидрихе).

Время действия озхватывает примерно 40 лет: герои не стареют, не изменяются. Действие первой части происходит в Вормсе при дворе бургонских королей Гунтор и братья. Кремхильда, их сестра, видет вещий сон о суженом: сокол, заклёванный орлами. Нибелунги – этого автор не вполне понимает. Изначально нифлунги – сторожа земных недр. Нифлунги владельцы клада, обреченные на смерть. Так в Эдде. Этого автор песни о нибелунгах уже не знает. В песни нибелунги - наименование того, кому принадлежит клад.

В нибелунгах мотив проклятия уходит: клад – символ власти, господства, богатства. Уходит в песне и мотив кольца (в Эдде он невероятно значим: клад был проклят из-за похищенного кольца). Нет кольца, валькирии, любви Брюнхильды и Зигфрида, нет ревности. В линии Брюнхильды-Зингфрида сохранилась их принадлежность к сказочному миру, месть, ненависть.

Зингфрид влюбляется в Кремхильду по слухам о её красоте (куртуазный мотив). Героическому эпосу этот мотив чужд: равный королям Зингфрид готов служить Гунтору. Зигфрид долго живет при дворе бургунов: он добывает Гунтору жену и проч. Получает жену.

Обманное сватовство становится роковым для многих героев, прежде всего для самого Зингфрида. Вместо Гунтора Зигфрид проходит три сказочные испытания. Появляется сказочный элемент: плащ-невидимка, который заменяет мифологический мотив двойничества.

Обман невесты состоялся, но остался в тайне. Она согласна стать женой сильнейшего. Уже в Ворксе Зигфрид поможет Гунтору на брачном ложе.

Ссора королев – фактическое начало трагедии (в старшей Эдде ссора не требовалась: Брюнхильд любила Сигурда). Сцена у храма и спор: чисто куртуазная мотивировка соперничества королев. Перебранка женщин: показывает Кремхильда перстень и пояс.

Мотив убийства Зигфрида в песне о Нибелунгах снижен. В Старшей Эдде это обусловлено гораздо глубже. Происходит перенос в сословное оскорбление: почему моего мужа вышла замуж за вассала, унизила мою честь и честь бургундов.

Гибель Зигфрида – не главное содержание, а главная перипетия на пути к главной трагедии, гибели народов. Верный вассал Хаген берется убить Зигфрида.

Раны убитого Зигфрида будут кровоточить при приближении убийц. Нарушение клятв бургундами, убийство в спину.

Сказочный мотив: неуязвимость героя (между лопатками), в Старшой Эдде нет такого мотива.

Первая часть строилась как рыцарский роман: там Хаген – вассал + верность, Кремхильда – заботливая супруга, совершившая фатальную ошибку. Персонажи двоятся: в основе лежат две песни, возникшие в разное время.

Рыцарская литература - это крупное направление творчества, которое получило свое развитие в Средневековье. Героем ее являлся совершающий подвиги воин-феодал. Самые известные произведения этого направления: созданная во Франции Готфридатом Страсбургским "Песнь о Роланде", в Германии - "Тристан и Изольда" (стихотворный роман), а также "Песнь о Нибелунгах", в Испании - "Родриго" и "Песнь о моем Сиде" и другие.

В школе в обязательном порядке освещается тема "Рыцарская литература" (6 класс). Ученики проходят историю ее возникновения, основные жанры, знакомятся с главными произведениями. Однако тема "Рыцарская литература Средневековья" (6 класс) раскрывается сжато, выборочно, упускаются некоторые важные моменты. В этой статье мы бы хотели более подробно ее раскрыть, чтобы у читателя было более полное представление о ней.

Рыцарская поэзия

Рыцарская литература включает в себя не только романы, но также и поэзию, которая воспевала верность некоей даме сердца. Ради нее рыцари с риском для жизни подвергали себя различным испытаниям. Прославлявшие эту любовь в песнях поэты-певцы назывались миннезингерами в Германии, трубадурами - на юге Франции, и труверами - на севере этой страны. Самые известные авторы - Бертран де Борн, Арно Даниэль, Джауфре Рюдель. В английской литературе 13 века важнейший памятник - баллады, посвященные Робин Гуду.

Рыцарская литература в Италии представлена в основном лирической поэзией. Основал новый стиль, который прославлял любовь к даме, Гвидо Гвиницелли, болонский поэт. Крупнейшие его представители - Гвидо Кавальканти и Брунетто Латини, флорентийцы.

Образ рыцаря и прекрасной дамы

Слово "рыцарь" означает в переводе с немецкого "всадник". Оставаясь воином, он должен был в то же время иметь прекрасные манеры, поклоняться даме сердца, быть культурным. Именно с культа последней и возникла куртуазная поэзия. Представители ее воспевали благородство и красоту, а знатные дамы относились благосклонно к этому виду искусства, который превозносил их. Возвышенной была рыцарская литература. Картинки, представленные в этой статье, подтверждают это.

Куртуазная любовь, конечно, была в некоторой мере условной, так как подчинялась полностью Воспеваемая дама, как правило, была супругой сюзерена. А рыцари, влюбленные в нее, оставались лишь почтительными придворными. Поэтому куртуазные песни, которые льстили женскому самолюбию, окружали одновременно феодальный двор сиянием исключительности.

Куртуазная поэзия

Куртуазная любовь была тайной, поэт не осмеливался называть по имени свою даму. Это чувство выглядело как трепетное обожание.

Созданных в то время поэтических текстов очень много, и авторство большинства из них потеряно. Но в ряду многочисленных бесцветных поэтов возникали и запоминающиеся, яркие фигуры. Самыми известными трубадурами были Гираут де Борнейль, Бернарт де Вентадорн, Маркабрюн, Джауфре Рюдель, Пейроль.

Виды куртуазной поэзии

Существовало множество видов куртуазной поэзии в Провансе, но самыми распространенными были: альба, кансона, пасторела, баллада, плач, тенсона, сирвентес.

Кансона (в переводе - "песня") излагала в повествовательной форме любовную тему.

Альба (что означает "утренняя звезда") посвящалась разделенной, земной любви. В ней говорилось о том, что влюбленные после тайного свидания расстаются на заре, о ее приближении их извещает слуга либо стоящий на страже друг.

Пасторела - это песня, в которой повествуется о встрече пастушки и рыцаря.

В плаче поэт тоскует, оплакивая собственную долю, либо скорбит о гибели близкого ему человека.

Тенсона - своеобразный литературный спор, участие в котором принимают либо два поэта, или же Прекрасная Дама и поэт, поэт и Любовь.

Сирвентес - песня, где затрагиваются социальные вопросы, важнейший из которых: кто достоин любви больше - бесславный барон или учтивый простолюдин?

Такова вкратце рыцарская куртуазная литература.

Трубадуры, о которых мы уже упоминали, являются первыми куртуазными поэтами Европы. После них были немецкие "певцы любви" - миннезингеры. Но чувственный элемент в их поэзии сыграл уже меньшую роль, чем в романской, преобладал скорее морализаторский оттенок.

Жанр рыцарского романа

В 12 веке рыцарская литература ознаменовалась возникновением рыцарского романа - нового жанра. Создание его предполагает, кроме творческого восприятия окружающего мира и вдохновения, и обширные познания. Рыцарская и городская литература тесно связаны между собой. Авторами ее чаще всего являлись люди ученые, пытавшиеся своим творчеством примирить идеалы равенства всех перед Богом с нравами и обычаями эпохи, существовавшими в действительности. В качестве протеста против последней выступали идеалы куртуазности. Эта мораль, которую отражала рыцарская литература в была утопична, но именно она показана в романе.

Французский рыцарский роман

Расцвет его знаменует бретонский цикл. К самым известным из романов данного цикла относятся: "Брут", "Эрек и Энида", "Клижес", "Тристан и Изольда", "Ивэйн", "Прекрасный незнакомец", "Парцифаль", "Роман о Граале", "Гибельный погост", "Перлесваус", "Смерть Артура" и другие.

Во Франции рыцарская литература Средневековья была широко представлена. Более того, она является родиной первых рыцарских романов. Они были своеобразным сплавом позднеантичных пересказов Овидия, Вергилия, Гомера, эпических кельтских преданий, а также рассказов о неведомых странах крестоносцев и куртуазных песен.

Кретьен де Труа был одним из создателей этого жанра. Наиболее известным его творением является "Ивейн, или Рыцарь со львом". Мир, который создал де Труа, является воплощением рыцарственности, потому герои, обитающие в нем, стремятся к подвигам, к авантюре. В этом романе Кретьен показал, что подвиг сам по себе бессмыслен, что любые авантюры должны быть целенаправленны, наполнены смыслом: это может быть защита некоей оклеветанной дамы, избавление девушки от костра, спасение родственников своего друга. Самоотречение и благородство Ивейна подчеркнуто его дружбой с царем зверей - львом.

В "Повести о Граале" этим автором использовались еще более сложные приемы, раскрывающие характер человека. Подвиг "трудности" героя обрекает на аскетизм. Однако это отнюдь не христианская аскеза для спасения своей души, по внутренним побуждениям глубоко эгоистическая, а великая целеустремленность и собранность. Персиваль, герой произведения, покидает не благодаря религиозному мистическому порыву свою подругу, а в результате целого комплекса чувств, в котором смешалась печаль о брошенной матери с желанием помочь Королю Рыболову, дяде героя.

Рыцарский роман в Германии

У другого известного средневекового романа, "Тристан и Изольда", совершенно другая тональность. В основу ее были положены ирландские сказания, описывающие несчастную любовь прекрасных молодых сердец. Отсутствует в романе рыцарская авантюра, выдвигается на первый план конфликт между общепринятыми нормами и побуждениями возлюбленных. Страсть королевы Изольды и юноши Тристана толкает их на то, чтобы попрать супружеский и вассальный долг. Трагический оттенок приобретает книга: герои становятся жертвой рока, судьбы.

В Германии рыцарский роман был представлен в основном в переложении произведений французских: Генрих фон Фельдеке ("Энеида"), Готфрид Страсбургский, Гартманн фон Ауэ ("Ивейн" и "Эрек"), Вольфрам фон Эшенбах ("Парциаль"). Они отличались от последних углублением религиозно-нравственной проблематики.

Рыцарский роман в Испании

В Испании рыцарский роман до 16 века не получил развития. Известен в только один под названием "Рыцарь Сифар". В следующем, 15 столетии, появляются "Куриал и Гвельфа" и "Тирант Белый", написанные Жоанотом Мартурелем. В 16 веке Монтальво создал "Амадис Гальский", также появился анонимный роман "Пальмерин де Оливия" и другие, всего более 50.

Рыцарский роман в Италии

Рыцарская литература Средневековья этой страны характеризовалась в основном заимствованными сюжетами. Оригинальным вкладом Италии является поэма "Вступление в Испанию", написанная безымянным автором в 14 веке, а также "Взятие Памплоны", ее продолжение, созданное Никколо из Вероны. Итальянский эпос развивается в творчестве Андреа да Барберино.

Куртуазные поэты создали свою систему лирических жанров, восходящую к народным истокам и в то же время усложненную в соответствии с эстетическими установками провансальских поэтов. Ведущее место в этой системе занимала канцона , жанр сложный, изысканный, призванный уже формой своей передавать утонченность куртуазного чувства. Канцона представляла собой большой по объему текст, вмещающий в своей структуре пять-семь строф, часто завершающихся так называемыми торнадами (посылками). Если каждая строфа содержала, как правило пять- десять стихов, то торнады представляли более укороченную строфу из трех-четырех стихов, причем повторяющих метрическую структуру и рифмы заключительных стихов последней строфы. Назначение торнады предполагало вывод или обращение. Она могла, таким образом, содержать указание на имя воспеваемой дамы, чаще зашифрованное под условным именем – "сеньялем". Так, в одной кансоне Гильом Аквитанский называет свою даму "Воп Vezi" – "Добрый Сосед". Бернарт де Вентадорн в своих песнях может назвать даму "Отрадой Глаз" или "Опорой Вежества". Нам также известно, что прославленную внучку Гильома, Элеонору Аквитанскую, Бернарт называл "Жаворонком".

Уже само обозначение жанра (канцона – итал. "песня") подчеркивало его музыкальность. Последняя создавалась самой структурой строфы, которая распадалась на две или три метрически различные группы, создающие определенный мелодический рисунок за счет "восходящей" и "нисходящей" интонации и чередования длинных и укороченных строк. Часть с "восходящей интонацией", в свою очередь, делилась на "два шага", отмеченные сходным расположением строк и иногда тождественностью рифм. Связь между "восходящей" и "нисходящей" частями поддерживалась рифмой: первая рифма нисходящей части должна была "подхватывать" последнюю рифму восходящей части. М. Л. Гаспаров связывает принцип чередования строк разной длины в канцоне с ее истоками, восходящими к хороводной народной песне: "хоровод под напев двигался на полкруга, потом под напев (того же ритма) возвращался попятным движением к исходному положению, а потом, наконец, под напев нового ритма совершал полный оборот. Эта структура – две короткие части одинакового строения и одна длинная иного строения – сохранилась и в строфе литературной канцоны". Приведем пример из канцоны мастера "изысканного стиля", трубадура Пейре Овернского (Peire d"Alvernhe, ок. 1149–1168). Перевод канцоны "О том, как в любви наступила зима" выполнен исследователем и переводчиком поэзии трубадуров А. Г. Найманом, стремящимся сохранить строфические особенности текста.

Короток день и ночь длинна,

Воздух час от часу темней;

Будь же, мысль моя, зелена

И плодами отяжелей.

Прозрачны дубы, в ветвях ни листа,

Холод и снег, не огласится дол

Пением соловья, сойки, клеста.

Но надежда мне все ж видна,

В дальней и злой любви моей:

Вставать одному с ложа сна

Горько тому, кто верен ей;

Радость должна быть в любви разлита,

Друг она тем, кто тоску поборол,

И тех бежит, в чьих сердцах темнота...

Другим важнейшим жанром куртуазной поэзии была сирвента, структурно соответствующая жанру любовной канцоны, но отличающаяся от нее тематикой общественного содержания: политической и нередко сатирической. В сирвентах трубадуры затрагивали вопросы войны, феодальных усобиц, взаимных отношений. Достоинства и недостатки той или иной персоны или даже целой социальной группы обсуждались в сирвенте со всем пылом, без всякого сдерживания негативных эмоций. Так, к примеру, один из наиболее известных мастеров сирвенты Бертран де Борн (Beitran de Born, ок. 1182/1195–1215) выражал в одной из своих сирвент крайнюю неприязнь к черни.

Мужики, что злы и грубы,

На дворянство точат зубы,

Только нищими мне любы!

Любо видеть мне народ

Голодающим, раздетым,

Страждущим, не обогретым!

Пусть мне милая солжет,

Ежели солгал я в этом!

(Пер. А. Сухотина)

Однако чаще сирвенты были "персональными" и обличали не только нравственные пороки противников, но и их поэтическую бездарность. Так, уже упоминавшийся выше Пейре Овернский запечатлел в своей сирвенте сатирическую "галерею трубадуров".

О любви своей песню Роджьер

На ужасный заводит манер –

Первым будет он мной обвинен;

В церковь лучше б ходил, маловер,

И тянул бы псалмы, например,

И таращил глаза на амвон.

И похож Гираут, его друг,

На иссушенный солнцем бурдюк,

Вместо пенья – бурчанье и стон,

Дребезжание, скрежет и стук;

Кто за самый пленительный звук

Грош заплатит – потерпит урон.

Третий – де Вентадорн, старый шут,

Втрое тоньше он, чем Гираут,

И отец его вооружен

Саблей крепкой, как ивовый прут,

Мать же чистит овечий закут

И за хворостом ходит на склон...

(Пер. А. Наймана)

Подобно тому, как канцоны прямо или же через доверенное лицо переправляли к адресату, сирвенты посылали врагу, и они нередко воспринимались как вызов, па который отвечали действием или словом. Такова, к примеру, сирвента "О том, что невыносимо", написанная трубадуром Монахом Монтаудонским (Monge de Montaudon, ок. 1193–1210) как шутливое продолжение "сатиры" Пейре Овернского. Пародийный эффект в сирвенте Монаха Монтаудонского создается за счет сохранения принципа сатирического "ряда", однако "ряд" этот наполняется уже объектами "внеперсональными" и заметно сниженными в проявлении своем:

Хоть это и звучит не внове,

Претит мне поза в пустослове,

Спесь тех, кто гак бы жаждет крови,

И кляча об одной подкове;

И, бог свидетель, мне претит

Восторженность юнца, чей щит,

Нетронут, девственно блестит,

И то, что капеллан небрит,

И тот, кто, злобствуя, острит.

Претит мне гонор бабы скверной

И нищей, а высокомерной;

И раб, тулузской даме верный

И потому ей муж примерный;

И рыцарь, о боях и проч.

И как до рубки он охоч

Гостям толкующий всю ночь,

А сам бифштекс рубить не прочь

И перец в ступке натолочь...

(Пер. А. Наймана)

Заметим, однако, что при всей противоположности содержания канцона и сирвента, бывало, сближались в тех случаях, когда строфы с политической и военной тематикой включали в своем составе и похвалы возлюбленной. Подобным соединением мотивов отмечены, к примеру, отдельные образцы поэзии трубадура Пейре Видаля (Peire Vidal, ок. 1183– 1204). В качестве примера приведем отрывок из сирвенты, в которой трубадур выпрашивает у своего покровителя коня:

Жаль, нет коня, а будь я на коне,

Король бы почивать мог в сладком сне,

На Балагэр спустился бы покой;

Я б усмирил Прованс и Монпелье,

И те, что еле держатся в седле,

В Кро не посмели б учинить разбой.

А встреть я близ Тулузы, на реке,

Бойцов с дрожащим дротиком в руке,

Услышав "Аспа!" и "Оссо!" их вой,

Их в быстроте превосходя вдвойне,

Ударю так, что к крепостной стене,

Мешаясь, повернет обратно строй.

Губители людей достойных, те,

Кто в ревности погряз и клевете,

Кто радость принижает волей злой,

Узнают, что за мощь в моем копье.

Я ж их удары, шпаг их острие,

Приму как на павлиньих перьях бой.

Сеньора Вьерна, Милость Монпелье,

И эн Райньер, любите шевалье,

Чтоб славил он Творца своей хвалой.

(Пер. А. Наймана)

Своеобразную разновидность "персональной сирвенты" представляет жанр плача, нацеленный на прославление достоинств и подвигов умершего лица. Куртуазные поэты оплакивали своих высоких покровителей или собратьев- трубадуров. Изредка этот жанр предназначался и для оплакивания возлюбленной Дамы. Один из наиболее известных текстов Бертрана де Борна содержит его плач по своему политическому кумиру, рано умершему сыну Генриха II Плантагенета – Джефри, герцогу Бретонскому, которого при жизни Бертран дс Борн побуждал к восстанию против отца. Герцогу Джеффри было суждено умереть в самый разгар военных действий (1183), но не от боевых ран, а от горячки.

Славился своими плачами также трубадур Сордель (Sordcl, ок. 1220–1269). Среди его плачей выделяется плач, посвященный Блакацу (ум. 1236), провансальскому сеньору, который снискал известность своей щедростью и покровительством по отношению к трубадурам, а также отличался поэтической одаренностью. Среди собратьев-трубадуров этот плач вызвал резонанс содержащимся в нем мотивом "съеденного сердца" . Сордель в своем плаче призывал ряд современных властителей к "вкушению" сердца умершего с целью укрепления мужества. Трубадур Бертран д"Аламон (Bertran d"Alamanon, ок. 1229–1266), к примеру, по-своему возражал Сорделю, предлагал делить сердце не между трусами, а между достойными Дамами. Заметим, что позднее Данте в своей "Божественной комедии" выводит Сорделя как общего для них с Вергилием спутника по Чистилищу. Примечательно, что в ходе этого путешествия трубадур показывает Данте и Вергилию души тех правителей, которых он представил в своем плаче по Блакацу.

Куртуазные поэты не только часто пели полемику друг с другом, но и нередко культивировали формы с внутренней диалоговой природой. Так, своеобразный диалог-спор представлял собой жанр тенсопы. Трубадуры спорили на темы рыцарского этикета и касались не только тонкостей куртуазной любви, но и предпочтительных форм ее изображения. К примеру, они могли обмениваться мнениями, что лучше: быть мужем Дамы или ее любовником, предпочесть служение Даме или бранной славе и т.д. В области поэтического творчества наиболее значимой была полемика о различиях "простого" и "темного" стиля. Нередко генсону сочиняли два поэта, и они же совместно ее исполняли. Так, известностью пользуется тенсона, в которой два поэта – Рамбаут д"Ауренга и Гираут де Борнейль – рассуждают о мотивах своего пристрастия к разным стилям: первый отстаивает достоинства "темного" стиля, изысканной, утонченной манеры, – trobar cius, второй отдает преимущество простой и ясной, более доступной поэзии – trobar lieu. Приведем фрагмент из указанной тенсопы, в которой обращает на себя внимание подчеркнуто учтивая манера спорящих.

Гираут, зачем тогда, чудак,

Трудиться, зная наперед,

Что труд усердный попадет

Не к знатокам,

А к простакам,

И вдохновенных слов поток

В них только вызовет зевок?

– Линьяурс, я – из работяг,

Мой стих – не скороспелый плод,

Лишенный смысла и красот.

Вот и не дам Своим трудам

Лишь тешить узенький мирок,

Нет, песни путь – всегда широк!

– Гираут! А для меня – пустяк,

Широко ль песня потечет,

В стихе блестящем – мне почет.

Мой труд упрям,

И буду прям, –

Я всем свой золотой песок Не сыплю, словно соль в мешок!..

(Пер. В. Дынник)

Диалоговая структура отличает также жанр пастурели. В генезисе этого жанра слились две традиции: античная (эклога Феокрита, римская сатура) и фольклорная средневековая (весенние, свадебные песни). На фоне идеального пейзажа, чаще всего весеннего или летнего, разворачивается описание встречи рыцаря с пастушкой. Разговор между этими представителями разных сословий развивается в духе содержательного и стилевого контраста, создающего комическую тональность. Рыцарь, пытающийся соблазнить пастушку, соединяет свои домогания с формулами утонченной куртуазии. Но крестьянская девушка оказывается устойчива против грубой лести и с насмешкой парирует реплики навязчивого кавалера, который остается ни с чем. Один из ранних образцов пастурели находим в поэзии трубадура XII в. Маркабрюна.

(Пер. А. Наймана)

Диалоговой структурой и фольклорным генезисом отмечен также жанр альбы – "песни на рассвете" (прованс. alba – утренняя заря). Происхождение песни связывают с фольклорными свадебными и женскими песнями. Нередко альба строится как лирический монолог героини, сетующей на наступающее утро, разлучающее ее с возлюбленным. В структуре песни характерно повторение слова "альба" в конце каждой строфы.

(Пер. В. Дынник)

Приведенный фрагмент одной из ранних провансальских альб, принадлежащих неизвестному автору, на русском языке известен в прекрасном переводе В. Дынник по первой строке "Боярышник листвой в саду поник...". Упомянутая альба отличается страстностью монолога лирической героини и насыщенностью природных образов, напоминающих о традиции весенних песен. Свидание происходит в саду под кустом боярышника, своей листвой прикрывающего влюбленных. Альба передает атмосферу тайного свидания, когда на заре, которую часто возглашает пение птиц, влюбленные должны расстаться. Альба может представлять также и диалог влюбленных, содержащий горестную жалобу на неумолимость времени и предстоящую разлуку. Традиция Альбы отчетливо ощущается в шекпировской трагедии "Ромео и Джульетта" в сцене утреннего расставания влюбленных (Акт III, сцена 5):

Джульетта .

Ты хочешь уходить? Но день не скоро:

То соловей – не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый;

Он здесь всю ночь поет в кусте гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

Ромео :

То жаворонок был, предвестник утра, –

Не соловей. Смотри, любовь моя, –

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочках встает на горных кручах.

Уйти – мне жить; остаться – умереть.

(Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник)

Важную роль в альбе может играть также страж или друг, покровительствующий влюбленным и напоминающий им о наступающем утре, таящем угрозу разоблачения. Приведем отрывок из знаменитой альбы XII в., принадлежащей трубадуру Гирауту де Борнелю. Эта альба целиком строится как монолог стража, надежного друга рыцаря:

"Прелестный друг, сном долгим вас корю,

Проснитесь – иль проспите вы зарю,

Я вижу, свет звезды с востока хлынул,

Уж близок день, час предрассветный минул.

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, увидьте наяву

Бледнеющую в окнах синеву

И верный ли, решите, я глашатай;

Проснитесь – или я ваш враг заклятый!

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, я песней вас зову,

Проснитесь – ибо, спрятавшись в листву,

Приветствует зарю певец пернатый:

Ревнивца месть за сон вам будет платой –

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, я не встаю с колен

С тех пор, как вы ушли: всю ночь согбен,

К Спасителю взываю многократно,

Чтоб невредимо вы прошли обратно:

Заря вот-вот займется"...

(Пер. А. Наймана)

Круг понятий и проблем

Жанры : канцона, торнада, сеньяль, сирвента, плач, диалоговые формы, тснсона, пастурель, альба.

Задание для самоконтроля

Расскажите о Бернарте де Вентадорне, Бертране де Борне, Сорделе, Маркабрюне.

• Подробнее о мотиве "съеденного сердца" и его литературных обработках см.: Жизнеописания трубадуров. М., 1993. С. 702–704.