Станислав ежи лец - биография. Станислав ежи лец - непричесанные мысли Станислав ежи лец о борьбе
Станислав Ежи Лец
Непричесанные мысли
Stanisław Jerzy LEC
Иллюстрации Макса Никитенко
Перевод с польского Е. В. Смирновой
© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО Группа Компаний
I. Непричесанные мысли
Что такое хаос? Это порядок, нарушенный при Сотворении мира.
За всю жизнь ему так и не довелось быть пригвожденным общественным мнением к позорному столбу.
В доме повешенного не говорят о веревке. А в доме его палача?
Новые боги получают в наследство от старых как атрибуты, так и паству.
Из рецензии: «Для этого поэта характерна благородная бедность мысли».
Рак краснеет после своей смерти. Достойный пример подражания – какая деликатность со стороны жертвы!
Однажды я увидел чудо: всё обошлось без всяких чудес.
Ошибка рождается как правда и лишь потом становится ошибкой.
Можно ли при плоскостопии носить шпоры? Да, только не стоит ими звенеть.
На судах инквизиции ведьмы признавались в сношениях с дьяволом. Мы возмущаемся: «Как можно было принудить их к этому, ведь дьявола не существует!» Но внутри нас вопиет голос разума: «Неправда! Неправда! Неправда! Дьявол есть – он как раз и был инквизитором!»
Не забывайте: если дьявол захочет вас лягнуть, он сделает это человеческой ногой, а не конским копытом.
Снося памятники, сохраняйте пьедесталы – они всегда остаются в цене.
Мне приснился кошмар: перепроизводство чиновников в государстве, в котором все стали образованными.
И что же нас всё-таки привязывает к этой планете, кроме банальной гравитации?
«С евнухами всегда найдешь то, о чем можно всласть поговорить», – рассказывала одна дама из гарема.
Воскресают легко только покойники. Живым это трудно.
Учитывайте опыт орнитологов! Чтобы писатели могли расправить крылья, им необходима свобода пера.
В переломные моменты жизни народа многие только ковыряют в носу – как правило, те, в чьих семьях порицают подобное занятие.
Ни одна часовая стрелка тебе не подскажет, в какую сторону следовать по жизни.
Всё в руках человека. Поэтому мыть руки следует как можно чаще.
Не каждый залп орудия становится провозвестником революции.
Чаще сходятся гора с горой, чем человек с человеком.
Сбрить можно даже бороду пророка!
Факты всегда остаются голыми, даже одетые по последней моде.
Я верю в то, что человек когда-нибудь создаст гомункулуса, но Господом заклинаю: пусть не повторяет ошибку Всевышнего – не создает человека по своему образу и подобию.
Мать преступления – глупость, но какими гениальными бывают отцы!
Не следует доводить городской транспортный парк до того, чтобы он годился лишь на строительство баррикад.
Неужели в наказание за то, что я не верю в чужую душу, я потерял и собственную?
На очной ставке покойный не опознал своего убийцу.
Мне приснилась действительность. С каким же облегчением я проснулся!
Предпочитаю табличку «Вход воспрещен» надписи «Нет выхода».
Смотрите, сатирики! И в кривом зеркале гиены точат на вас свои зубы!
Всегда найдутся эскимосы, которые возьмутся советовать жителям Бельгийского Конго, как им лучше вести себя во время особенно сильной жары.
«Чувствую, что у меня растут крылья!» – изрекла мышь. Ну и что с того, господин нетопырь?
Ах, если б можно было спать, в рассрочку погашая смерть!
Первым условием бессмертия всегда остается сама смерть.
Конституция государства должна быть такой, чтобы она не нарушала конституции гражданина.
Когда миф сталкивается с мифом, происходит очень даже реальное столкновение.
До глубокой мысли нужно возвыситься.
А может быть, я стал атеистом по Божьей воле?
Если ты бесхребетный, не лезь из кожи вон!
Даже если поить корову какао, шоколада из нее не выдоишь.
И на троне можно протереть штаны.
Я красивый, я сильный, я умный, я хороший. И всё это открыл я сам!
Против некоторых людей следует возбудить процесс мышления.
И грязная лужа порой производит впечатление бездны.
Свободу симулировать невозможно!
Мне о нем говорили: «Это лев!»
Ну и что с того, если у нас нет пустыни?
Придется отдать его в цирк или в зоосад.
Либо набить чучело – и в музей.
На инструменте насилия «Песнь свободы» не сыграешь.
Сатирики, осторожнее генерируйте идеи! В снятом в 1931 году фильме Рене Клера «Да здравствует свобода!» звучал иронический куплет «Труд – это свобода», а в 1940 году надпись «Работа делает свободным» появилась на воротах концлагеря в Освенциме.
Я знаю, откуда взялась легенда о богатстве евреев. Они за всё расплачиваются.
Окно в мир можно заслонить газетой.
«Я ему только пальцем погрожу», – сказал он, кладя палец на курок.
Порой колокола раскачивают звонаря.
Всем известно, что людей можно делить по-разному, например на людей и нелюдей. Услышав это, палач удивился: «А я всегда делю их на головы и туловища…»
Запах сена лошади и влюбленные воспринимают по-разному.
Мысли скачут с человека на человека, как блохи. Но не всех кусают.
Эх, если б козла отпущения можно было еще и доить!
Беда диктаторам, поверившим в то, что они не диктаторы!
Случается, что рыба заглатывает крючок вместе с рыбаком.
Когда запахли фиалки, навоз изрек: «Что ж, работают на дешевом контрасте!»
Один знакомый спросил меня: «Как следует поступить, обнаружив в своем доме приятеля жены в постели с другой женщиной?»
Интересно, о чем мы будем болтать друг с другом, собравшись когда-нибудь в долине Иосафата в исподнем разных эпох, – о кратком мгновении жизни или о долгом пребывании в покойниках?
Количество мыслей нужно умножить до такой степени, чтобы на них не хватало соглядатаев.
Я знал одного типа с полным отсутствием слуха, и если бы он подкрепил это теорией, то, несомненно, совершил бы переворот в истории музыки.
В джунглях носят воинские шлемы, для маскировки прикрытые сеткой с вплетенной в нее зеленью. Я же ношу фригийский колпак с нашитыми на него шутовскими бубенцами.
Спрашиваешь, красавица, сколь долго вынашиваются мои мысли? Шесть тысяч лет, о, чаровница!
Не стоит повторяться? Тсс! Пусть счастье этого не слышит!
Прекрасная ложь? Осторожно – это уже творчество!
Не говори о человеке плохо. Он подслушивает внутри тебя.
В одной стране литератор С. сказал мне: «Власть лежит на улице». «Торопиться некуда, – ответил я, – здесь улиц не убирают».
Человек – странное создание. Даже в заключении, надрываясь в каменоломнях, присматривает гранитный блок себе на памятник.
«Почему вы написали об этом как об эпохальном событии, которое будет иметь переломное значение?» – спросил я одного критика. «А о чем „об этом“?» – спросил он.
1. В горизонтальном положении мозг не выше других органов
2. Человек - побочный продукт любви
3. Ребенок рождает родителей
4. Помните: у человека нет другого выбора - он должен быть человеком!
5. Человек имеет и то преимущество над машинами, что способен себя продать сам
6. Будьте самоучками - не ждите, чтобы вас научила жизнь
7. Когда обезьяна расхохоталась, увидев себя в зеркале, родился человек
8. Всю жизнь последовательно идти к цели можно, если она постоянно отодвигается
9. Иногда нужно нахальство, чтобы доказать свою деликатность
10. Восклицательный знак, который раскис и сник, становится вопросительным
11. У кого хорошая память, тому легче о многом забыть
12. Одни хотели бы понимать то, во что верят, а другие - поверить в то, что понимают
13. Адам и Ева положили начало массовому производству человеческого тела, зато Авель и Каин – души
14. А может, Бог предназначил мне быть атеистом?
15. А поспевает ли производство мысли за естественным приростом населения?
16. Баран, у которого было золотое руно, богатым не был
17. Как упражнять память, чтобы научиться забывать?
18. Труднее всего устранить точку, поставленную над "i"
19. "Выше голову!" - сказал палач, одевая петлю
20. Спрашиваете, почему люди бегут с корабля, который не тонет? Смекнули, куда он их везет
21. Вечная мечта палача: комплимент приговоренного за качество казни
22. Во время пыток постоянно щипал себя. "Почему?" - спросил выведенный из себя палач. "Проверяю, не кошмарный ли это сон?"
23. "Из одного креста можно было бы сделать две виселицы", - с презрением сказал специалист
24. История учит, как ее фальсифицировать
25. Ишь, хитрецы! Заключили договор с дьяволом, чтобы он их не пустил в ад
26. Крышку гроба со стороны пользователя не украшают
27. Миров столько, сколько умещается в голове
28. Под палкой даже в барабане пробуждается Муза
29. Пословицы противоречат друг другу. Именно в этом проявляется народная мудрость
30. Чтобы добраться до истока, нужно плыть против течения
31. Разделяет не пропасть, а разница уровней
32. Хлеб открывает любой рот
33. Это выдающийся врач: он выдумал несколько болезней и даже сумел широко их распространить
34. Не сомневаюсь, ты удивишься, если корова вдруг заговорит по-английски. Но поверь мне: на десятый раз тебя бы уже раздражало ее далекое от оксфордского произношение. Конечно, если бы ты разбирался в этом...
35. Дорожные знаки могут превратить шоссе в лабиринт
36. Хочешь петь в хоре? Сперва присмотрись к палочке дирижера
37. Будь осторожен! Не попади под чужое колесо фортуны
38. Мы будем блохами космоса, скачущими со звезды на звезду
39. Техника дойдет до такого совершенства, что человек сможет обойтись без себя
40. Он выразился так ясно, что разум отказывался понимать
41. Некое существо встало на двух своих задних конечностях, а потом опустилось опять на четыре колеса
42. Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом
43. Он охраняет права так строго, что никто не может ими воспользоваться
44. Бывает, что знаменосца несет в другую сторону, чем знамя
45. Я не могу возмущаться деянием Герострата, пока не увижу архитектуры храма Дианы в Эфесе
46. Бог сотворил нас по своему образу и подобию. Но откуда уверенность, что он работал в реалистической манере?
47. Если ты открыл эликсир вечной жизни, запатентуй его сразу же. Иначе тебе нечего будет оставить наследникам
48. Все хотят добра. Не отдавайте его
49. Будь альтруистом, уважай эгоизм других!
50. Золотой телец давно уже превратился в дойную корову
51. Молчащих людей нельзя лишить слова
52. С тех пор как я увидел изображения нашего старого, почтенного Господа Бога в виде пожилого господина с лысиной, я окончательно потерял веру в любые, даже самые лучшие средства для выращивания волос
53. Были две возможности: либо встать на их платформу, либо повиснуть над ней
54. Анекдоты о сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство: слишком уж разумны
55. "Кто из вас без вины, пусть первый бросит камень". Ловушка. Тогда он уже не будет без вины
56. Остерегайтесь тех ботаников, которые утверждают, что корень зла - в древе познания
57. Человек любит смеяться. Над другими
58. Человек в собственной жизни играет лишь маленький эпизод
59. Миг осознания своей бездарности - это проблеск гения
60. Нужно стать известным человеком, чтобы позволить себе выступать инкогнито
61. Некоторые мысли приходят в голову под конвоем
62. Кто схватывает идею, как насморк, тому легко начхать на нее
63. Бессонница - болезнь эпох, в которых людям велят закрывать глаза на многие вещи
64. Говорят, у потерявшего зубы только свободнее язык
65. Можно открыть рот от восхищения и… закрыть его зевая
66. Сезам, откройся! Я хочу выйти
67. Что толку в широких горизонтах, - обычно их можно открыть лишь в самом узком кругу
68. По розам ступает тот, кто топчет клумбы
69. Я несколько раз поймал себя на том, что сквозь лупу искал себя на глобусе
70. Орлы должны облегчаться в тучах
71. Я всегда принимал его за льва, но когда увидел его на четвереньках, сразу понял, что это - не лев
72. Он всюду наклеивал фиговые листки, но добросовестно писал, что за ними кроется
73. Иной железный репертуар давно пора бы сдать в металлолом
74. Гамлетовский вопрос в каждой стране звучит по-разному
75. Некоторые люди смотрят сквозь собственные глаза, как сквозь глазок
76. Я красивый, я сильный, я мудрый, я добрый. И все это открыл я
77. "Мысли свободны от пошлины?" - Да, если они не переходят границы
78. Большое искусство - опоздать как раз вовремя
79. В пустую женщину можно вложить много денег
80. Женщины - это садистки; они истязают нас муками, которые мы им причиняем
81. Война полов ведется традиционным оружием
82. Говорят – «институт брака». В таком случае, не мало ли в нем сотрудников?
83. Когда смотришь на нее, невозможно примириться с мыслью, что у ее души нет такого пышного бюста
84. Если бы козла отпущения можно было еще и доить!
85. Даже если дать корове какао, не выдоишь шоколада
86. Не следует извлекать выводы из грязи
87. И чужая неграмотность мешает писать
88. Третья сторона медали? Грудь, на которой она висит
89. У кого шире кругозор, у того, обычно, уже перспективы
90. Дух времени пугает даже атеистов
91. Заветная мечта попугая: повторять самого себя
92. Петух воспевает даже то утро, когда его положат в суп
93. Бедная земля, все наши тени падают на нее
94. Когда сплетни стареют, они становятся мифами
95. "Я слышал, что мир прекрасен", - сказал слепой. "Кажется", - ответил зрячий
96. А может быть стены Иерихона пали просто потому, что в городе слишком сильно дули в фанфары?
97. А может быть, мы только чье-то воспоминание?
98. Если политические сказки говорят о зверях - значит времена бесчеловечные
99. Брюки протираются даже на троне
100. Государство, заранее знающее даты смерти своих граждан, может вести в высшей степени плановое хозяйство
101. Иногда я перестаю верить в синеву небес: мне кажется, что это пространство, идеально покрытое синяками
102. Ну допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
103. Трусы должны иметь власть, иначе им боязно
104. Сапог победителя, случалось, принадлежал побежденному
105. Имеет ли право людоед говорить от имени съеденных им?
106. Он шел по трупам идущих к цели
107. Хочешь петь в хоре? Сперва присмотрись к палочке дирижера
108. Чтобы вскарабкаться наверх, надо сложить крылья
109. Если сломан хребет - горб вырастает на психике
110. Из нулей легко сделать цепь
111. Каждая метла постепенно сметается сама
112. Иногда, только сойдя со сцены, можешь узнать, какую роль ты играл
113. Есть ли идеалы хотя бы у тех, кто отобрал их у других?
114. Кто верит в чудеса! Но все их ждут
115. Будь у меня сила воли побольше, я бы сумел пересилить ее
116. Даже из мечты можно сварить варенье, если добавить фруктов и сахару
117. Если вода доходит до рта, держи голову выше
118. Буква закона должна быть включена в алфавит
119. Вот страж закона - охраняет его так идеально, что никто не может воспользоваться
120. Для старого Рокфеллера издавали специальную газету, заполненную вымышленными новостями. Некоторые страны в состоянии издавать такие газеты не только для миллиардеров, но для всего населения
121. Власть чаще переходит из рук в руки, чем из головы в голову
122. Иногда жесткая позиция является следствием Паралича
123. Когда хамелеон у власти, цвета меняет окружение
124. Демонтируя памятники, не трогайте постаментов. Они еще могут пригодиться
125. Еще никому не удавалось побить ложь оружием правды. Побороть ложь можно только еще большей ложью
126. А может быть, прекрасная пещерная живопись вынуждена была когда-то уйти в подполье?
127. Истина обычно лежит посередине. Чаще всего без надгробия
128. Осторожно: когда ты в блеске славы, у твоих врагов преимущество - они подстерегают в тени
129. Какие-нибудь будущие дарвины быть может, выдвинут тезис, что высокоразвитые существа (к которым будут принадлежать) происходят от людей. Это будет огромным шоком!
130. Верю в эволюцию животных. Когда-нибудь, например, сравняются блоха и лев. Не знаю только, из-за миниатюризации львов, или по причине гигантизации блох
131. Чаще всего выход там, где был вход
132. Некролог был бы лучшей визитной карточкой
133. Беззубым многое легче выговаривать
134. Аппетит приходит во время еды, но не уходит во время голода
135. В борьбе между сердцем и головой в конце концов побеждает желудок
136. Бедный человек, говоришь: "после нас хоть потоп!" и всего только дергаешь за ручку бачка
137. Все в руках человека. Поэтому их надо как можно чаще мыть
138. Если мираж окажется действительностью, требуйте компенсации
139. Он сломал себе жизнь. И теперь у него - две отдельных, весьма приятных жизни
140. Безбожники - это верующие, которые не желают быть ими
141. Дорожные указатели не облегчают крестный путь
142. Боюсь ангелов, они добры, согласятся быть и дьяволами
143. В раю должно быть все: и ад тоже!
144. Верующий ли я? Это одному Богу известно
145. Порой меня охватывает тревога: а вдруг мы уже в раю?
146. Границы рая и ада подвижны, но всегда проходят через нас
147. Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил
148. Грустно, если позвоночник распрямляется только на кресте
149. Всегда обращайся к чужим богам. Они выслушают тебя вне очереди
150. Есть святые, житие которых начинается с канонизации
151. Возможно, и на пороге смерти прибита подкова счастья
152. Жаль, что в рай надо ехать на катафалке!
153. Еще ни один Бог не пережил утраты верующих в него
154. Воскресать могут только мертвые. Живым – труднее
155. В рог изобилия громко трубят. Наверное, он пуст
156. Рассказывать анекдоты Господу Богу так, чтобы он не угадывал конца, - вот чем стоило бы гордиться
157. Дьявол в аду - образ положительный
158. Кто знает, может быть, дьявол упорхнул бы от нас, если бы его окрылили?
159. Иногда дьявол искушает меня поверить в бога
160. Дьявол коварен - он может явиться к нам просто в образе дьявола
161. Сила дьявола в его ангельском терпении
162. Как видно, в аду есть и вход, и выход, коль скоро можно пройти через ад
163. Дьяволы бывают двух видов: разжалованные ангелы и сделавшие карьеру люди
164. Кажется, дело идет к тому, что Наука откроет Бога. И я заранее трепещу за его судьбу
165. Если кричат: "Да здравствует прогресс!", всегда справляйся: "Прогресс чего?"
166. Низменный аргумент пигмеев: "Мы ближе всех к земле"
167. Человек задумывается о цели своего существования; возможно, устрицы задумываются о том же, если только им не открыл этого какой-нибудь официант
168. Кто выбрался на берег на гребне волны, может скрыть, что у него мокро в штанах
169. Жалобы на алкоголизм? А разве гражданам дали познать вкус нектара?
170. Боюсь незаряженных ружей. Ими разбивают головы
171. Перегоняя кого-либо, смотри: не пришлось бы от него убегать
172. Всегда следуй за стрелкой компаса - она знает, когда дрожать
173. Еще раз начать сначала, только как перед этим закончить?
174. Давайте будем людьми хотя бы до тех пор, пока наука не откроет, что мы являемся чем-то другим
175. Истинный мудрец: всегда бил поклоны правителю так, чтобы показывать зад его прислужникам
176. Будущее нужно постоянно вызывать из небытия, прошлое приходит само
177. Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем
178. Электронный мозг будет думать за нас точно так же, как электрический стул за нас умирает
179. В тёмные времена трудно уйти в тень
180. Есть пьесы настолько слабые, что никак не могут сойти со сцены
181. Даже в его молчании были грамматические ошибки
182. Даже безмолвствуя, бери самый высокий тон
183. Вершина знаний о человеке - архив тайной полиции
184. Будь внимательней! Выходя из своих снов, можешь попасть в чужие
185. Если ты бесхребетный - не лезь из кожи
186. Он менял кожу, а орал так, будто ее сдирали
187. Будь осторожен, не создай по невнимательности чего-нибудь величественного, ведь стольким людям придется сознательно посвятить свою жизнь, чтобы созданное тобой умалить
188. Когда прыгаешь от радости, смотри, чтобы у тебя не выбили почву из-под ног
189. Вы можете представить себе женщину, которая позволила бы своему любовнику тысячу и одну ночь рассказывать сказочки?
190. Будь реалистом: не говори правды
191. Глупость никогда не переходит границ: где ступит, там ее территория
192. Не рассказывайте никому своих снов - что, если к власти придут фрейдисты?
193. Если тебе нравится мешок, купи его вместе с котом, которого тебе хотели в нем продать
194. Быть в пасти льва - это еще полбеды. Разделять его вкусы - вот что ужасно
196. В опасные времена не уходи в себя. Там тебя легче всего найти
197. Инстинкт самосохранения иногда является импульсом к самоубийству
198. Жаль, что счастье не валяется на дороге к нему
199. У каждого века есть свое средневековье
200. Не теряйте голову. Жизнь хочет вас по ней погладить
201. Он посыпал себе голову пеплом своих жертв
202. Многих вещей нет потому, что их не смогли никак назвать
203. И по тому, как дрожат жители, можно уяснить, каков фундамент государства
204. В искусстве было время, когда даже онанистов кастрировали - из боязни, как бы они не оплодотворили атмосферу
205. Воображение? Его больше всего у онанистов
206. Разумеется, я не верю в чудо ночи на святого Ивана Купалу, но если бы вы спросили меня о ночи святого Варфоломея...
207. Велика сила ничтожества! Ничто его не одолеет
208. Знаю, откуда миф о богатстве евреев. Евреи платят за все
209. В настоящей бомбе с часовым механизмом взрывчатым веществом является время
210. Следы многих преступлений ведут в будущее
211. И кнут пускает побеги, попав на благоприятную почву
212. Настоящий враг никогда тебя не бросит
213. В некоторых источниках вдохновения музы моют ноги
214. С той минуты, как человек встал на задние конечности, все является позой
215. В нем ощущается какая-то огромная пустота, до краев наполненная эрудицией
216. Душно! Откройте окна. Пусть эти во дворе тоже почувствуют
218. В одних религиях почитают мучеников, в других – палачей
220. Жизнь - вредная штука. От нее все умирают
221. Жизнь идет по кругу все ближе к горлу
222. Любая вонь, борющаяся с вентилятором, склонна считать себя Дон-Кихотом
223. Мало кто меняет убеждения - меняют идеологии
224. Когда враг потирает руки - твой час! Давай волю своим!
225. Великие времена могут вместить порядочное количество маленьких людей
226. Одним и тем же мозгом мыслить и верить?
227. Великие должны наклонять небо к людям, не снижая его уровня
228. Подумать только! На огне, который Прометей украл у богов, сожгли Джордано Бруно
229. Толстяки живут меньше. Но едят дольше
230. Один фальшивый шаг - и вот мы уже у чьей-то цели
231. Окно в мир можно закрыть газетой
232. Можно быть виртуозом фальшивой игры
233. Вечность - временное решение. Пока не определится начало и конец
234. Достаточно поддаться иллюзии, чтобы почувствовать реальные последствия
235. Трудно утвердиться мирам, в Начале которых только Слова, Слова, Слова...
236. Собака в столице лает центральнее
237. Имел пеструю жизнь. Менял флаги
238. На пути наименьшего сопротивления подводят и самые сильные тормоза
239. Возможности оперы еще не исчерпаны: нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть
240. Атеисты говорят о времени "после рождества Христова" - "наша эра". Странно
241. Нельзя смотреть на врага с омерзением - а вдруг понадобится его сожрать?
242. Рупор не должен удивляться, что его оплевывают говорящие в него
243. История повторяется, потому что не хватает историков с фантазией
244. Войте! Почувствуете себя моложе на миллион лет
245. И мазохисты во всем признаются под пыткой. Из благодарности
246. Вот будет смешно, если не успеют уничтожить мир перед его концом
247. Когда мы заселим пустыни, исчезнут оазисы
248. Все на свете функционально, а особенно то, что решительно ничему не служит
249. Что хромает, то идет
250. Я знал человека столь мало начитанного, что ему приходилось самому сочинять цитаты из классиков
251. Деньги не пахнут, но улетучиваются
252. Все понимаем. Поэтому ничего не можем понять
253. Не будем пытаться понять друг друга, чтобы друг друга не возненавидеть
254. Когда ошибки будут встречаться реже, они вырастут в цене
255. Все слагается в историю, и все в ней разлагается
256. Мир без психопатов? Он был бы ненормальным
257. Все уже описано. К счастью, не обо всем еще подумано
258. Дурак - это человек, считающий себя умнее меня
259. Всякий раз, когда я говорю "да", я заранее вижу, скольких "нет" мне это будет стоить
260. И на сомнения нужно решиться
261. Когда падают головы, не опускай своей
262. Те, кто носит шоры, пусть помнят, что в комплект входят еще удила и кнут
263. Обычно арьергард прежнего авангарда является авангардом нового арьергарда
264. Дух времени пугает даже атеистов
265. В самом начале пути к совершенству споткнулся на своем ошеломляющем успехе
266. Существует идеальный мир лжи, где все истинно
267. Кто знает, сколько слов перепробовал Бог, прежде чем нашел то, которое сотворило мир
268. Всё уже сказал реби Бен Акиба. Но кое-что из этого конфисковали
269. Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны
270. Настоящего мужчину видно, даже когда он голый
271. Если Бог вездесущ, любая дорога должна вести к нему
272. Где же набраться смелости? Смелые ее не отдадут. И что ты скажешь, физика? Охлаждение отношений между людьми, как следствие трения между ними
273. Он выразился так ясно, что разум отказывался понимать
274. Наверно, каждый хотел бы воскреснуть хотя бы одним чином выше
275. Руби сук, на котором сидишь, только если тебя на нем захотят повесить
276. Многие из тех, кто лез в светила, повисли на фонарях
277. Мысли перескакивают с человека на человека, как блохи, но кусают не всех
278. Там, где запрещен смех, обычно и плакать не разрешается
279. У людей замедленные рефлексы: понимают только следующие поколения
280. Сначала было слово. Потом появилось молчание
281. Сила аргументов - аргументы силы: два разных стиля
282. Можно быть виртуозом фальшивой игры
283. Часы бьют. Всех
284. Факт всегда голый, даже если он одет по последней моде
285. Людоеды предпочитают бесхребетных
286. Если бы животное убило преднамеренно, это был бы человеческий поступок
287. Иногда само алиби и есть преступление
288. Лучше всего ставят подножки карлики, это их уровень
289. Собственное бессилие так же опасно, как чужое насилие
290. Не раскрывай людям объятия - не помогай им распять тебя
291. Обладает ли астральное тело душой?
Станислав Ежи Лец – польский писатель и философ еврейского происхождения, чьи сатирические сентенции давно уже получили всемирную известность.
Всем тем, кто не чужд парадоксальному взгляду на мир и старается мыслить свободно и независимо, рекомендуется к обязательному прочтению.
Ах, что это была за мука! Кругом сплошь нагие женщины, закутанные до подбородка.
Бывает, что есть, куда воткнуть, но нет контакта.
В горизонтальном положении мозг не выше других органов.
«Выше голову!» — сказал палач, одевая петлю.
Вечная мечта палача: комплимент приговоренного за качество казни.
Во время пыток постоянно щипал себя. «Почему?» — спросил выведенный из себя палач. «Проверяю, не кошмарный ли это сон?»
«Из одного креста можно было бы сделать две виселицы», — с презрением сказал специалист.
Будь осторожен! Не попади под чужое колесо фортуны.
Адам и Ева положили начало массовому производству человеческого тела, зато Авель и Каин — души.
Бог сотворил нас по своему образу и подобию. Но откуда уверенность, что он работал в реалистической манере?
Если ты открыл эликсир вечной жизни, запатентуй его сразу же. Иначе тебе нечего будет оставить наследникам.
«Как следует вести себя, — спросил один мой знакомый, — застав у себя дома друга жены в постели с незнакомой женщиной?»
Все хотят добра. Не отдавайте его.
Будь альтруистом, уважай эгоизм других!
Были две возможности: либо встать на их платформу, либо повиснуть над ней.
Анекдоты о сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство — слишком уж разумны.
«Кто из вас без вины, пусть первый бросит камень». Ловушка. Тогда он уже не будет без вины.
Бессонница — болезнь эпох, в которых людям велят закрывать глаза на многие вещи.
Говорят, у потерявшего зубы только свободнее язык.
«Мысли свободны от пошлины?» — Да, если они не переходят границы.
Большое искусство — опоздать как раз вовремя.
В пустую женщину можно вложить много денег.
Женщины — это садистки; они истязают нас муками, которые мы им причиняем.
Война полов ведется традиционным оружием.
Говорят — институт брака. В таком случае не мало ли в нем сотрудников?
Когда смотришь на нее, невозможно примириться с мыслью, что у ее души нет такого пышного бюста.
«Не дразните льва!» — «почему?» — спросил я у надзирателя. — «у него делается расстройство желудка» — ответил тот.
Если бы козла отпущения можно было еще и доить!
Даже если дать корове какао, не выдоишь шоколада.
Заветная мечта попугая: повторять самого себя.
Петух воспевает даже то утро когда его положат в суп.
Бедная земля, все наши тени падают на нее.
Когда сплетни стареют, они становятся мифами.
«Я слышал, что мир прекрасен», — сказал слепой. «Кажется», — ответил зрячий.
А может быть стены Иерихона пали просто потому, что в городе слишком сильно дули в фанфары.
А может быть, весь окружающий мир — лишь потемкинская деревня в ожидании ревизии какого-то демиурга?
А может быть, мы только чье-то воспоминание?
Если политические сказки говорят о зверях — значит времена бесчеловечные.
Брюки протираются даже на троне.
Государство, заранее знающее даты смерти своих граждан, может вести в высшей степени плановое хозяйство.
Иногда я перестаю верить в синеву небес: мне кажется, что это пространство, идеально покрытое синяками.
Ну допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
Трусы должны иметь власть, иначе им боязно.
Сапог победителя, случалось, принадлежал побежденному.
Имеет ли право людоед говорить от имени съеденных им?
Он шел по трупам идущих к цели.
Хочешь петь в хоре? Сперва присмотрись к палочке дирижера.
Чтобы вскарабкаться наверх, надо сложить крылья.
Если сломан хребет,- горб вырастает на психике.
Из нулей легко сделать цепь.
Каждая метла постепенно сметается сама.
Иногда, только сойдя со сцены, можешь узнать, какую роль ты играл.
Есть ли идеалы ходя бы у тех, кто отобрал их у других?
Кто верит в чудеса! Но все их ждут.
Будь у меня сила воли побольше, я бы сумел пересилить ее.
Даже из мечты можно сварить варенье, если добавить фруктов и сахару.
Если вода доходит до рта, держи голову выше.
Буква закона должна быть включена в алфавит.
Вот страж закона — охраняет его так идеально, что никто не может воспользоваться.
Для старого Рокфеллера издавали специальную газету, заполненную вымышленными новостями. Некоторые страны в состоянии издавать такие газеты не только для миллиардеров, но для всего населения.
Власть чаще переходит из рук в руки, чем из головы в голову.
Иногда жесткая позиция является следствием Паралича.
Когда хамелеон у власти, цвета меняет окружение.
Демонтируя памятники, не трогайте постаментов. Они еще могут пригодиться.
Еще никому не удавалось побить ложь оружием правды. Побороть ложь можно только еще большей ложью.
А может быть, прекрасная пещерная живопись вынуждена была когда-то уйти в подполье?
Истина обычно лежит посередине. Чаще всего без надгробия.
Осторожно: когда ты в блеске славы, у твоих врагов преимущество — они подстерегают в тени.
Какие-нибудь будущие дарвины быть может, выдвинут тезис, что высокоразвитые существа (к которым будут принадлежать) происходят от людей. Это будет огромным шоком!
Верю в эволюцию животных. Когда — нибудь, например сравняются блоха и лев. Не знаю только, из- за миниатюризации львов, или по причине гигантизации блох.
Чаще всего выход там, где был вход.
Некролог был бы лучшей визитной карточкой.
Беззубым многое легче выговаривать.
Аппетит приходит во время еды, но не уходит во время голода.
В борьбе между сердцем и головой в конце концов побеждает желудок.
Бедный человек, говоришь «после нас хоть потоп!» и всего только дергаешь за ручку бачка.
Все в руках человека. Поэтому их надо как можно чаще мыть.
Если мираж окажется действительностью, требуйте компенсации.
Он сломал себе жизнь. И теперь у него — две отдельных, весьма приятных жизни.
Безбожники — это верующие, которые не желают быть ими.
Дорожные указатели не облегчают крестный путь.
Боюсь ангелов, они добры, согласятся быть и дьяволами.
В раю должно быть все: и ад тоже!
Верующий ли я? Это одному Богу известно.
Порой меня охватывает тревога: а вдруг мы уже в раю?
Границы рая и ада подвижны, но всегда проходят через нас.
Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил.
Грустно, если позвоночник распрямляется только на кресте.
Всегда обращайся к чужим богам. Они выслушают тебя вне очереди.
Есть святые, житие которых начинается с канонизации.
Возможно, и на пороге смерти прибита подкова счастья.
Жаль, что в рай надо ехать на катафалке!
Еще ни один Бог не пережил утраты верующих в него.
Воскресать могут только мертвые. Живым — труднее.
В рог изобилия громко трубят. Наверное, он пуст.
Рассказывать анекдоты Господу Богу так, чтобы он не угадывал конца, — вот чем стоило бы гордиться.
Дьявол в аду — образ положительный.
Кто знает, может быть, дьявол упорхнул бы от нас, если бы его окрылили?
Иногда дьявол искушает меня поверить в бога.
Дьявол коварен — он может явиться к нам просто в образе дьявола.
Сила дьявола в его ангельском терпении.
Как видно, в аду есть и вход, и выход, коль скоро можно пройти через ад.
Дьяволы бывают двух видов: разжалованные ангелы и сделавшие карьеру люди.
Кажется, дело идет к тому, что Наука откроет Бога. И я заранее трепещу за его судьбу.
Если кричат: «Да здравствует прогресс!», всегда справляйся: «Прогресс чего?»
Низменный аргумент пигмеев: «Мы ближе всех к земле».
Человек задумывается о цели своего существования; возможно, устрицы задумываются о том же, если только им не открыл этого какой-нибудь официант.
Кто выбрался на берег на гребне волны, может скрыть, что у него мокро в штанах.
Жалобы на алкоголизм? А разве гражданам дали познать вкус нектара?
Боюсь незаряженных ружей. Ими разбивают головы.
Перегоняя кого-либо, смотри: не пришлось бы от него убегать.
Всегда следуй за стрелкой компаса — она знает, когда дрожать.
Еще раз начать сначала, только как перед этим закончить?
Давайте будем людьми хотя бы до тех пор, пока наука не откроет, что мы являемся чем-то другим.
Истинный мудрец: всегда бил поклоны правителю так, чтобы показывать зад его прислужникам.
Будущее нужно постоянно вызывать из небытия, прошлое приходит само.
Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем.
Электронный мозг будет думать за нас точно так же, как электрический стул за нас умирает.
В тёмные времена трудно уйти в тень.
Есть пьесы настолько слабые, что никак не могут сойти со сцены.
Даже в его молчании были грамматические ошибки.
Даже безмолвствуя, бери самый высокий тон.
Вершина знаний о человеке — архив тайной полиции.
Будь внимательней! Выходя из своих снов, можешь попасть в чужие.
Если ты бесхребетный — не лезь из кожи.
Он менял кожу, а орал так, будто ее сдирали.
Будь осторожен, не создай по невнимательности чего-нибудь величественного, ведь стольким людям придется сознательно посвятить свою жизнь, что бы созданное тобой умалить.
Когда прыгаешь от радости, смотри, чтобы у тебя не выбили почву из-под ног.
Вы можете представить себе женщину, которая позволила бы своему любовнику тысячу и одну ночь рассказывать сказочки?
Будь реалистом: не говори правды.
Глупость никогда не переходит границ: где ступит, там ее территория.
Не рассказывайте никому своих снов — что, если к власти придут фрейдисты?
Если тебе нравится мешок, купи его вместе с котом, которого тебе хотели в нем продать.
Быть в пасти льва — это еще полбеды. Разделять его вкусы — вот что ужасно.
В опасные времена не уходи в себя. Там тебя легче всего найти.
Инстинкт самосохранения иногда является импульсом к самоубийству.
Жаль, что счастье не валяется на дороге к нему.
У каждого века есть свое средневековье.
И по тому, как дрожат жители, можно уяснить, каков фундамент государства.
В искусстве было время, когда даже онанистов кастрировали — из боязни, как бы они не оплодотворили атмосферу.
Воображение? Его больше всего у онанистов.
Разумеется, я не верю в чудо ночи на святого Ивана Купалу, но если бы вы спросили меня о ночи святого Варфоломея…
Велика сила ничтожества! Ничто его не одолеет.
Знаю, откуда миф о богатстве евреев. Евреи платят за все.
В настоящей бомбе с часовым механизмом взрывчатым веществом является время.
Следы многих преступлений ведут в будущее.
И кнут пускает побеги, попав на благоприятную почву.
Настоящий враг никогда тебя не бросит.
В некоторых источниках вдохновения музы моют ноги.
С той минуты, как человек встал на задние конечности, все является позой.
В нем ощущается какая-то огромная пустота, до краев наполненная эрудицией.
Душно! Откройте окна. Пусть эти во дворе тоже почувствуют.
В одних религиях почитают мучеников, в других — палачей.
Жизнь — вредная штука. От нее все умирают.
Жизнь идет по кругу все ближе к горлу.
Любая вонь, борющаяся с вентилятором, склонна считать себя Дон-Кихотом.
Мало кто меняет убеждения — меняют идеологии.
Когда враг потирает руки,- твой час! Давай волю своим!
Великие времена могут вместить порядочное количество маленьких людей.
Техника дойдет до такого совершенства, что человек сможет обойтись без себя.
Великие должны наклонять небо к людям, не снижая его уровня.
Подумать только! На огне, который Прометей украл у богов, сожгли Джордано Бруно.
Толстяки живут меньше. Но едят дольше.
Один фальшивый шаг — и вот мы уже у чьей-то цели.
Окно в мир можно закрыть газетой.
Можно быть виртуозом фальшивой игры.
Вечность — временное решение. Пока не определится начало и конец.
Достаточно поддаться иллюзии, что бы почувствовать реальные последствия.
Трудно утвердиться мирам, в Начале которых только Слова, Слова, Слова…
Собака в столице лает центральнее.
Имел пеструю жизнь. Менял флаги.
На пути наименьшего сопротивления подводят и самые сильные тормоза.
Возможности оперы еще не исчерпаны: нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть.
Это выдающийся врач: он выдумал несколько болезней и даже сумел широко их распространить.
Нельзя смотреть на врага с омерзением — а вдруг понадобится его сожрать?
Рупор не должен удивляться, что его оплевывают говорящие в него.
История повторяется, потому что не хватает историков с фантазией.
Войте! Почувствуете себя моложе на миллион лет.
И мазохисты во всем признаются под пыткой. Из благодарности.
Вот будет смешно, если не успеют уничтожить мир перед его концом.
Когда мы заселим пустыни, исчезнут оазисы.
Все на свете функционально, а особенно то, что решительно ничему не служит.
Что хромает, то идет.
Я знал человека столь мало начитанного, что ему приходилось самому сочинять цитаты из классиков.
Деньги не пахнут, но улетучиваются.
Все понимаем. Поэтому ничего не можем понять.
Не будем пытаться понять друг друга, чтобы друг друга не возненавидеть.
Когда ошибки будут встречаться реже, они вырастут в цене.
Все слагается в историю, и все в ней разлагается.
Мир без психопатов? Он был бы ненормальным.
Все уже описано. К счастью, не обо всем еще подумано.
Дурак — это человек, считающий себя умнее меня.
Всякий раз, когда я говорю «да», я заранее вижу, скольких «нет» мне это будет стоить.
И на сомнения нужно решиться.
Когда падают головы, не опускай своей.
Те, кто носит шоры, пусть помнят, что в комплект входят еще удила и кнут.
Обычно арьергард прежнего авангарда является авангардом нового арьергарда.
Дух времени пугает даже атеистов.
В самом начале пути к совершенству споткнулся на своем ошеломляющем успехе.
Существует идеальный мир лжи, где все истинно.
Кто знает, сколько слов перепробовал Бог, прежде чем нашел то, которое сотворило мир.
Кто схватывает идею, как насморк, тому легко начхать на нее.
Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны.
Я красивый, я сильный, я мудрый, я добрый. И все это открыл я.
Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.
Где же набраться смелости? Смелые ее не отдадут.И что ты скажешь, физика? Охлаждение отношений между людьми, как следствие трения между ними.
С тех пор как я увидел изображения нашего старого, почтенного Господа Бога в виде пожилого господина с лысиной, я окончательно потерял веру в любые, даже самые лучшие средства для выращивания волос.
Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жизнь и творчество
Детство
Станислав Ежи Лец родился 6 марта 1909 года во Львове , крупном культурном центре Галиции , входившей тогда в состав Австро-Венгерской империи . Отец будущего писателя - австрийский дворянин (барон) еврейского происхождения Бенон де Туш-Летц. Станислав пользовался видоизменённой (Lec вместо Letz ) второй частью двойной фамилии отца - Лец (что на идише означает «клоун», или «пересмешник») - как литературным псевдонимом. Родители будущего поэта, будучи людьми эксцентричными, Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] [ ] перешли в протестантизм. Отец писателя умер, когда Станислав был ещё ребёнком. Его воспитанием занялась мать - урождённая Аделя Сафрин, представительница польско-еврейской интеллигенции, высоко ценившей образование и культуру. Польская, немецкая (австрийская) и еврейская составляющие его духовной личности на разных этапах жизненного пути писателя то гармонизировались ярким художественным дарованием, то вступали друг с другом в драматическое, порой мучительное противоречие. Начальное образование он получал в австрийской столице, так как приближение фронта (шла Первая мировая война) заставило семью переехать в Вену, а затем завершал его во львовской евангелической школе.
Юность
В эту студенческую пору он начинает литературную деятельность, сойдясь с коллегами, живо интересующимися творчеством. Весной г. молодые поэты устроили первый в их жизни авторский вечер, на котором прозвучали и стихи Леца, а в конце того же года в литературном приложении к популярной тогда газете «Ilustrowany Kurier Codzienny » (Иллюстрированный Ежедневный Курьер) было напечатано его дебютное стихотворение «Весна». «В нём говорилось, ясное дело, о весне, - пояснял Лец спустя годы, - но это не была традиционная весна, по настроению эти стихи выглядели… пессимистическими. А почему я выбрал именно „IKC“? Это издание выписывали и читали в нашем доме, а я хотел прослыть поэтом прежде всего в семье».
В нём преобладали поэмы и стихи острого социально-политического звучания: оставшаяся кошмарным воспоминанием его детских лет Первая мировая война навсегда сделала поэта страстным антимилитаристом. В дебютном сборнике помещено стихотворение «Вино», полное мрачной и горькой иронии. Человеческая кровь, пролитая на множестве фронтов Европы во имя ложных догматов и националистических крестовых походов, кровь разных поколений и народов уподоблена им ценным винам урожайных лет, которые надо бережно хранить, чтобы предотвратить новые кровавые жатвы из окрестностей «Пьяве, Танненберга, Горлица».
В «Цветах» были также оглашены первые юмористические и сатирические фрашки Леца. Эту грань художественного дарования молодого поэта проницательно подметил и высоко оценил Юлиан Тувим - крупнейший мастер польского рифмованного слова того времени, включивший в свою знаменитую антологию «Четыре века польской фрашки » (1937) три стихотворения недавнего дебютанта.
Предвоенная Варшава
В этот период он начинает сотрудничать с варшавской газетой «Dziennik Popularny » (Популярный Ежедневник) - политическим изданием, пропагандировавшим идею создания антифашистского народного фронта, в котором публиковалась его ежедневная судебная хроника, вызывавшая особое раздражение «блюстителей порядка». После приостановки властями издания газеты, чтобы избежать грозившего ему ареста, Лец выехал в Румынию. Спустя некоторое время он возвращается на родину, крестьянствует в деревне на Подолье, служит в адвокатской конторе в Чорткове, затем, вернувшись в Варшаву, продолжает литературную и публицистическую деятельность.
Перед самой войной он завершает подготовку к печати обширного тома фрашек и подольской лирики под названием «Ziemia pachnie » (Пахнет землёй), но выйти в свет книга уже не успела.
Вторая мировая война
Работа в дипломатической миссии
Подобно своим старшим коллегам по литературе в довоенное время (Ян Лехонь , Ярослав Ивашкевич) и писателям-ровесникам в первые годы после освобождения (Чеслав Милош , Тадеуш Бреза , Ежи Путрамент), привлекавшимся к дипломатической работе, Лец в г. был направлен в Вену в качестве атташе по вопросам культуры политической миссии Польской Республики. Вскоре ( г.) на родине опубликован томик его сатирической поэзии, созданной после войны, - «Życie jest fraszką » (Жизнь - это фрашка), а затем ( г.) сборник «Новых стихов », написанных в австрийской столице - городе его детства; отсюда в этих стихотворениях так много реминисценций, связанных с новым, свежим восприятием памятников искусства и архитектуры этого великого центра европейской культуры.
Переезд в Израиль и возвращение в Польшу
Наблюдая из Австрии процессы, происходящие в Польше того времени, утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции, Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль. За два года, проведённых здесь, им написана «Иерусалимская рукопись » (Rękopis jerozolimski), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, сложенных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновлённых библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом. Существование вне стихии польского языка и культуры, вдали от родных и друзей, привычного мазовецкого пейзажа становится мучительно-тягостным:
Туда, на север дальний, где некогда лежал я в колыбели, Туда стремлюсь теперь, чтоб там же и отпели.
Написав эти строки, Лец в 1952 году вернулся в Польшу. Принято считать, что демонстрация политической оппозиционности и свободомыслия Леца привела к тому, что в течение нескольких лет (до 1956) в Польше действовал негласный запрет на публикацию его собственных произведений (как это было, скажем, с М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой в СССР). Единственной оплачиваемой формой литературного труда становится для него переводческая работа, и он целиком посвящает ей себя, обращаясь к поэзии И. В. Гёте , Г. Гейне , Б. Брехта , К. Тухольского , современных немецких, русских, белорусских и украинских авторов. Но и в этих условиях он отказывается выполнять некоторые официальные заказы[[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]][[К:Википедия:Статьи без источников (страна: Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. )]] .
Польская «оттепель»
Произведения
- Ziemia pachnie (Пахнет землёй) (1939)
- Notatnik polowy (Полевой блокнот) (1946)
- Życie jest fraszką (Жизнь - это мелочь) (1948)
- Rękopis jerozolimski (Иерусалимская рукопись) (1956)
- Myśli nieuczesane (Непричёсанные мысли) (1957)
- Kpię i pytam о drogę? (Насмехаюсь и спрашиваю про дорогу) (1959)
- Do Abla i Kaina (Авелю и Каину) (1961)
- List gończy (Объявление о розыске) (1963)
- Poema gotowe do skoku (Поэмы, готовые к прыжку) (1964)
Напишите отзыв о статье "Лец, Станислав Ежи"
Ссылки
- в библиотеке Максима Мошкова
- Мальков М.
- / Перевод с польского, послесловие М. П. Малькова - СПб.: Академический проект, 1999 - 173с.
- Черфас, Самуил . samlib.ru (20.08.2007). - Сотни фрашек-задирашек накатал ехидный Сташек, остроумец и мудрец, польский ёжик - Ежи Лец.. Проверено 21 августа 2007. .
Примечания
Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отрывок, характеризующий Лец, Станислав Ежи
Бездействие убивало, заставляя чувствовать себя всеми забытой, беспомощной и ненужной... И хотя я прекрасно знала, что не права, червь «чёрного сомнения» удачно грыз воспалённый мозг, оставляя там яркий след неуверенности и сожалений...Я не жалела, что нахожусь у Караффы сама... Но панически боялась за Анну. А также, всё ещё не могла простить себе гибель отца и Джироламо, моих любимых и самых лучших для меня на свете людей... Смогу ли я отомстить за них когда-либо?.. Не правы ли все, говоря, что Караффу не победить? Что я не уничтожу его, а всего лишь глупо погибну сама?.. Неужели прав был Север, приглашая уйти в Мэтэору? И неужели надежда уничтожить Папу всё это время жила только во мне одной?!..
И ещё... Я чувствовала, что очень устала... Нечеловечески, страшно устала... Иногда даже казалось – а не лучше ли было и правда уйти в Мэтэору?.. Ведь кто-то же туда уходил?.. И почему-то их не тревожило, что вокруг умирали люди. Для них было важно УЗНАТЬ, получить сокровенное ЗНАНИЕ, так как они считали себя исключительно одарёнными... Но, с другой стороны, если они по-настоящему были такими уж «исключительными», то как же в таком случае они забыли самую простую, но по-моему очень важную нашу заповедь – не уходи на покой, пока в твоей помощи нуждаются остальные... Как же они могли так просто закрыться, даже не оглядевшись вокруг, не попытавшись помочь другим?.. Как успокоили свои души?..
Конечно же, мои «возмущённые» мысли никак не касались детей, находящихся в Мэтэоре... Эта война была не их войной, она касалась только лишь взрослых... А малышам ещё предстояло долго и упорно идти по пути познания, чтобы после уметь защищать свой дом, своих родных и всех хороших людей, живущих на нашей странной, непостижимой Земле.
Нет, я думала именно о взрослых... О тех, кто считал себя слишком «особенным», чтобы рисковать своей «драгоценной» жизнью. О тех, кто предпочитал отсиживаться в Мэтэоре, внутри её толстых стен, пока Земля истекала кровью и такие же одарённые, как они, толпами шли на смерть...
Я всегда любила свободу и ценила право свободного выбора каждого отдельного человека. Но бывали в жизни моменты, когда наша личная свобода не стоила миллионов жизней других хороших людей... Во всяком случае, именно так я для себя решила... И не собиралась ничего менять. Да, были минуты слабости, когда казалось, что жертва, на которую шла, будет совершенно бессмысленна и напрасна. Что она ничего не изменит в этом жестоком мире... Но потом снова возвращалось желание бороться... Тогда всё становилось на свои места, и я всем своим существом готова была возвращаться на «поле боя», несмотря даже на то, насколько неравной была война...
Долгие, тяжёлые дни ползли вереницей «неизвестного», а меня всё также никто не беспокоил. Ничего не менялось, ничего не происходило. Анна молчала, не отвечая на мои позывы. И я понятия не имела, где она находилась, или где я могла её искать...
И вот однажды, смертельно устав от пустого, нескончаемого ожидания, я решила наконец-то осуществить свою давнюю, печальную мечту – зная, что наверняка никогда уже не удастся по-другому увидеть мою любимую Венецию, я решилась пойти туда «дуновением», чтобы проститься...
На дворе был май, и Венеция наряжалась, как юная невеста, встречая свой самый красивый праздник – праздник Любви...
Любовь витала повсюду – ею был пропитан сам воздух!.. Ею дышали мосты и каналы, она проникала в каждый уголок нарядного города... в каждую фибру каждой одинокой, в нём живущей души... На один этот день Венеция превращалась в волшебный цветок любви – жгучий, пьянящий и прекрасный! Улицы города буквально «тонули» в несметном количестве алых роз, пышными «хвостами» свисавших до самой воды, нежно лаская её хрупкими алыми лепестками... Вся Венеция благоухала, источая запахи счастья и лета. И на один этот день даже самые хмурые обитатели города покидали свои дома, и во всю улыбаясь, ожидали, что может быть в этот прекрасный день даже им, грустным и одиноким, улыбнётся капризница Любовь...
Праздник начинался с самого раннего утра, когда первые солнечные лучи ещё только-только начинали золотить городские каналы, осыпая их горячими поцелуями, от которых те, стеснительно вспыхивая, заливались красными стыдливыми бликами... Тут же, не давая даже хорошенько проснуться, под окнами городских красавиц уже нежно звучали первые любовные романсы... А пышно разодетые гондольеры, украсив свои начищенные гондолы в праздничный алый цвет, терпеливо ждали у пристани, каждый, надеясь усадить к себе самую яркую красавицу этого чудесного, волшебного дня.
Во время этого праздника ни для кого не было запретов – молодые и старые высыпали на улицы, вкушая предстоящее веселье, и старались заранее занять лучшие места на мостах, чтобы поближе увидеть проплывающие гондолы, везущие прекрасных, как сама весна, знаменитых Венецианских куртизанок. Этих единственных в своём роде женщин, умом и красотой которых, восхищались поэты, и которых художники воплощали на веки в свои великолепных холстах.
Я всегда считала, что любовь может быть только чистой, и никогда не понимала и не соглашалась с изменой. Но куртизанки Венеции были не просто женщинами, у которых покупалась любовь. Не считая того, что они всегда были необыкновенно красивы, они все были также великолепно образованы, несравнимо лучше, чем любая невеста из богатой и знатной Венецианской семьи... В отличие от очень образованных знатных флорентиек, женщинам Венеции в мои времена не разрешалось входить даже в публичные библиотеки и быть «начитанными», так как жёны знатных венецианцев считались всего лишь красивой вещью, любящим мужем закрытой дома «во благо» его семьи... И чем выше был статус дамы, тем меньше ей разрешалось знать. Куртизанки же – наоборот, обычно знали несколько языков, играли на музыкальных инструментах, читали (а иногда и писали!) стихи, прекрасно знали философов, разбирались в политике, великолепно пели и танцевали... Короче – знали всё то, что любая знатная женщина (по моему понятию) обязана была знать. И я всегда честно считала, что – умей жёны вельмож хотя бы малейшую толику того, что знали куртизанки, в нашем чудесном городе навсегда воцарились бы верность и любовь...
Я не одобряла измену, но также, никак не могла уважать и женщин, которые не знали (да и не желали знать!) дальше того, что находилось за стенами их родной Венеции. Наверняка, это говорила во мне моя флорентийская кровь, но я абсолютно не выносила невежество! И люди, которые имели неограниченные возможности, чтобы ЗНАТЬ, но не хотели, у меня вызывали только лишь неприязнь.
Но вернёмся в мою любимую Венецию, которая, как мне было известно, должна была в этот вечер готовиться к своему обычному ежегодному празднеству...
Очень легко, без каких-либо особых усилий, я появилась на главной площади города.
Всё вроде бы было как прежде, но на этот раз, хоть и украшенная по-старому, Венеция почти пустовала. Я шла вдоль одиноких каналов не в силах поверить своим глазам!.. Было ещё не поздно, и обычно в такое время город ещё шумел, как встревоженный улей, предвкушая любимый праздник. Но в тот вечер красавица Венеция пустовала... Я не могла понять, куда же подевались все счастливые лица?.. Что произошло с моим прекрасным городом за те короткие несколько лет???
Медленно идя по пустынной набережной, я вдыхала такой знакомый, тёплый и мягкий, солоноватый воздух, не в силах удержать текущих по щекам одновременно счастливых и печальных слёз... Это был мой дом!.. Мой по-настоящему родной и любимый город. Венеция навсегда осталась МОИМ городом!.. Я любила её богатую красоту, её высокую культуру... Её мосты и гондолы... И даже просто её необычность, делая её единственным в своём роде городом, когда-то построенным на Земле.
Вечер был очень приятным и тихим. Ласковые волны, что-то тихо нашёптывая, лениво плескались о каменные порталы... И плавно раскачивая нарядные гондолы, убегали обратно в море, унося с собою осыпавшиеся лепестки роз, которые, уплывая дальше, становились похожими на алые капли крови, кем-то щедро разбрызганные по зеркальной воде.
Неожиданно, из моих печально-счастливых грёз меня вырвал очень знакомый голос:
– Не может такого быть!!! Изидора?! Неужели это и правда ты?!..
Наш добрый старый друг, Франческо Ринальди, стоял, остолбенело меня разглядывая, будто прямо перед ним неожиданно появился знакомый призрак... Видимо никак не решаясь поверить, что это по-настоящему была я.
– Бог мой, откуда же ты?! Мы думали, что ты давным-давно погибла! Как же тебе удалось спастись? Неужели тебя отпустили?!..
– Нет, меня не отпустили, мой дорогой Франческо, – грустно покачав головой, ответила я. – И мне, к сожалению, не удалось спастись... Я просто пришла проститься...
– Но, как же так? Ты ведь здесь? И совершенно свободна? А где же мой друг?! Где Джироламо? Я так давно его не видел и так по нему скучал!..
– Джироламо больше нет, дорогой Франческо... Так же как нет больше и отца...
Было ли причиной то, что Франческо являлся другом из нашего счастливого «прошлого», или просто я дико устала от бесконечного одиночества, но, говоря именно ему о том ужасе, который сотворил с нами Папа, мне стало вдруг нечеловечески больно... И тут меня наконец-то прорвало!.. Слёзы хлынули водопадом горечи, сметая стеснения и гордость, и оставляя только лишь жажду защиты и боль потерь... Спрятавшись на его тёплой груди, я рыдала, словно потерянное дитя, искавшее дружескую поддержку...
– Успокойся, мой милый друг... Ну что ты! Пожалуйста, успокойся...
Франческо гладил мою уставшую голову, как когда-то давно это делал отец, желая успокоить. Боль жгла, снова безжалостно швыряя в прошлое, которого нельзя было вернуть, и которое больше не существовало, так как не было больше на Земле людей, создававших это чудесное прошлое....
– Мой дом всегда был и твоим домом, Изидора. Тебя нужно куда-то спрятать! Пойдём к нам! Мы сделаем всё, что сможем. Пожалуйста, пойдём к нам!.. У нас ты будешь в безопасности!
Они были чудесными людьми – его семья... И я знала, что если только я соглашусь, они сделают всё, чтобы меня укрыть. Даже если за это им самим будет угрожать опасность. И на коротенькое мгновение мне так дико вдруг захотелось остаться!.. Но я прекрасно знала, что этого не случится, что я прямо сейчас уйду... И чтобы не давать себе напрасных надежд, тут же грустно сказала:
– Анна осталась в лапах «святейшего» Папы... Думаю, ты понимаешь, что это значит. А она теперь осталась у меня одна... Прости, Франческо.
И вспомнив уже о другом, спросила:
– Не скажешь ли, мой друг, что происходит в городе? Что стало с праздником? Или наша Венеция, как и всё остальное, тоже стала другой?..
– Инквизиция, Изидора... Будь она проклята! Это всё инквизиция...
– ?!..
– Да, милый друг, она подобралась даже сюда... И что самое страшное, многие люди на это попались. Видимо для злых и ничтожных нужно такое же «злобное и ничтожное», чтобы открылось всё то, что они скрывали множество лет. Инквизиция стала страшным инструментом человеческой мести, зависти, лжи, жадности и злобы!.. Ты даже не представляешь, мой друг, как низко могут пасть вроде бы самые нормальные люди!.. Братья клевещут на неугодных братьев... дети на постаревших отцов, желая поскорее от них избавиться... завистливые соседи на соседей... Это ужасно! Никто не защищён сегодня от прихода «святых отцов»... Это так страшно, Изидора! Стоит лишь сказать на кого-либо, что он еретик, и ты уже никогда не увидишь более этого человека. Истинное сумасшествие... которое открывает в людях самое низкое и плохое... Как же с этим жить, Изидора?
Франческо стоял, ссутулившись, будто самая тяжёлая ноша давила на него горой, не позволяя распрямиться. Я знала его очень давно, и знала, как непросто было сломить этого честного, отважного человека. Но тогдашняя жизнь горбила его, превращая в растерянного, не понимавшего такой людской подлости и низости человека, в разочарованного, стареющего Франческо... И вот теперь, глядя на своего доброго старого друга, я поняла, что была права, решив забыть свою личную жизнь, отдавая её за гибель «святого» чудовища, топтавшего жизни других, хороших и чистых людей. Было лишь несказанно горько, что находились низкие и подлые «человеки», радовавшиеся (!!!) приходу Инквизиции. И чужая боль не задевала их чёрствые сердца, скорее наоборот – они сами, без зазрения совести, пользовались лапами Инквизиции, чтобы уничтожать ничем не повинных, добрых людей! Как же далека ещё была наша Земля от того счастливого дня, когда Человек будет чистым и гордым!.. Когда его сердце не поддастся подлости и злу... Когда на Земле будет жить Свет, Искренность и Любовь. Да, прав был Север – Земля была ещё слишком злой, глупой и несовершенной. Но я верила всей душой, что когда-нибудь она станет мудрой и очень доброй... только пройдёт для этого ещё очень много лет. А пока тем, кто её любил, предстояло за неё бороться. Забывая себя, своих родных... И не жалея свою единственную и очень дорогую для каждого земную Жизнь. Забывшись, я даже не заметила, что Франческо очень внимательно наблюдал за мной, будто желал понять, удастся ли ему уговорить меня остаться. Но глубокая грусть в его печальных серых глазах говорила мне – он понял... И крепко обняв его в последний раз, я начала прощаться...
– Мы всегда будем тебя помнить, милая. И нам всегда будет тебя не хватать. И Джироламо... И твоего доброго отца. Они были чудесными, чистыми людьми. И надеюсь, другая жизнь окажется для них более безопасной и доброй. Береги себя, Изидора... Как бы смешно это не звучало. Постарайтесь уйти от него, если сможете. Вместе с Анной...
Кивнув ему напоследок, я быстро пошла по набережной, чтобы не показать, как больно ранило меня это прощание, и как зверски болела моя израненная душа...
(польск. Stanisław Jerzy de Tusch-Letz ); 6 марта , Лемберг , Австро-Венгрия - 7 мая , Варшава , Польша) - польский поэт , философ , писатель -сатирик и автор афоризмов .
Жизнь и творчество
Детство
Станислав Ежи Лец родился 6 марта 1909 года во Львове , крупном культурном центре Галиции , входившей тогда в состав Австро-Венгерской империи . Отец будущего писателя - австрийский дворянин (барон) еврейского происхождения Бенон де Туш-Летц. Станислав пользовался видоизменённой (Lec вместо Letz ) второй частью двойной фамилии отца - Лец (что на идише означает «клоун», или «пересмешник») - как литературным псевдонимом. Родители будущего поэта, будучи людьми эксцентричными, [ ] перешли в протестантизм. Отец писателя умер, когда Станислав был ещё ребёнком. Его воспитанием занялась мать - урождённая Аделя Сафрин, представительница польско-еврейской интеллигенции, высоко ценившей образование и культуру. Польская, немецкая (австрийская) и еврейская составляющие его духовной личности на разных этапах жизненного пути писателя то гармонизировались ярким художественным дарованием, то вступали друг с другом в драматическое, порой мучительное противоречие. Начальное образование он получал в австрийской столице, так как приближение фронта (шла Первая мировая война) заставило семью переехать в Вену, а затем завершал его во львовской евангелической школе.
Юность
В эту студенческую пору он начинает литературную деятельность, сойдясь с коллегами, живо интересующимися творчеством. Весной г. молодые поэты устроили первый в их жизни авторский вечер, на котором прозвучали и стихи Леца, а в конце того же года в литературном приложении к популярной тогда газете «Ilustrowany Kurier Codzienny » (Иллюстрированный Ежедневный Курьер) было напечатано его дебютное стихотворение «Весна». «В нём говорилось, ясное дело, о весне, - пояснял Лец спустя годы, - но это не была традиционная весна, по настроению эти стихи выглядели… пессимистическими. А почему я выбрал именно „IKC“? Это издание выписывали и читали в нашем доме, а я хотел прослыть поэтом прежде всего в семье».
В нём преобладали поэмы и стихи острого социально-политического звучания: оставшаяся кошмарным воспоминанием его детских лет Первая мировая война навсегда сделала поэта страстным антимилитаристом. В дебютном сборнике помещено стихотворение «Вино», полное мрачной и горькой иронии. Человеческая кровь, пролитая на множестве фронтов Европы во имя ложных догматов и националистических крестовых походов, кровь разных поколений и народов уподоблена им ценным винам урожайных лет, которые надо бережно хранить, чтобы предотвратить новые кровавые жатвы из окрестностей «Пьяве, Танненберга, Горлица».
В «Цветах» были также оглашены первые юмористические и сатирические фрашки Леца. Эту грань художественного дарования молодого поэта проницательно подметил и высоко оценил Юлиан Тувим - крупнейший мастер польского рифмованного слова того времени, включивший в свою знаменитую антологию «Четыре века польской фрашки » (1937) три стихотворения недавнего дебютанта.
Предвоенная Варшава
В этот период он начинает сотрудничать с варшавской газетой «Dziennik Popularny » (Популярный Ежедневник) - политическим изданием, пропагандировавшим идею создания антифашистского народного фронта, в котором публиковалась его ежедневная судебная хроника, вызывавшая особое раздражение «блюстителей порядка». После приостановки властями издания газеты, чтобы избежать грозившего ему ареста, Лец выехал в Румынию. Спустя некоторое время он возвращается на родину, крестьянствует в деревне на Подолье, служит в адвокатской конторе в Чорткове, затем, вернувшись в Варшаву, продолжает литературную и публицистическую деятельность.
Перед самой войной он завершает подготовку к печати обширного тома фрашек и подольской лирики под названием «Ziemia pachnie » (Пахнет землёй), но выйти в свет книга уже не успела.
Вторая мировая война
Работа в дипломатической миссии
Подобно своим старшим коллегам по литературе в довоенное время (Ян Лехонь , Ярослав Ивашкевич) и писателям-ровесникам в первые годы после освобождения (Чеслав Милош , Тадеуш Бреза , Ежи Путрамент), привлекавшимся к дипломатической работе, Лец в г. был направлен в Вену в качестве атташе по вопросам культуры политической миссии Польской Республики. Вскоре ( г.) на родине опубликован томик его сатирической поэзии, созданной после войны, - «Życie jest fraszką » (Жизнь - это фрашка), а затем ( г.) сборник «Новых стихов », написанных в австрийской столице - городе его детства; отсюда в этих стихотворениях так много реминисценций, связанных с новым, свежим восприятием памятников искусства и архитектуры этого великого центра европейской культуры.
Переезд в Израиль и возвращение в Польшу
Наблюдая из Австрии процессы, происходящие в Польше того времени, утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции, Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль. За два года, проведённых здесь, им написана «Иерусалимская рукопись » (Rękopis jerozolimski), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, сложенных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновлённых библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом. Существование вне стихии польского языка и культуры, вдали от родных и друзей, привычного мазовецкого пейзажа становится мучительно-тягостным:
Туда, на север дальний, где некогда лежал я в колыбели, Туда стремлюсь теперь, чтоб там же и отпели.
Польская «оттепель»
Произведения
- Ziemia pachnie (Пахнет землёй) (1939)
- Notatnik polowy (Полевой блокнот) (1946)
- Życie jest fraszką (Жизнь - это мелочь) (1948)
- Rękopis jerozolimski (Иерусалимская рукопись) (1956)
- Myśli nieuczesane (Непричёсанные мысли) (1957)
- Kpię i pytam о drogę? (Насмехаюсь и спрашиваю про дорогу) (1959)
- Do Abla i Kaina (Авелю и Каину) (1961)
- List gończy (Объявление о розыске) (1963)
- Poema gotowe do skoku (Поэмы, готовые к прыжку) (1964)
Напишите отзыв о статье "Лец, Станислав Ежи"
Ссылки
- в библиотеке Максима Мошкова
- Мальков М.
- / Перевод с польского, послесловие М. П. Малькова - СПб.: Академический проект, 1999 - 173с.
- Черфас, Самуил . samlib.ru (20.08.2007). - Сотни фрашек-задирашек накатал ехидный Сташек, остроумец и мудрец, польский ёжик - Ежи Лец.. Проверено 21 августа 2007. .
Примечания
Отрывок, характеризующий Лец, Станислав Ежи
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…