Юлиан константинович щуцкий. Щуцкий, юлиан константинович Отрывок, характеризующий Щуцкий, Юлиан Константинович

| 03.03.2015

В конце марта «Последний адрес» планирует установить первые мемориальные знаки на фасадах домов в Санкт-Петербурге, и среди первых людей, кому будет установлена памятная табличка, - известный во всем мире филолог-востоковед, переводчик «Китайской классической «Книги перемен»», профессор Юлиан Константинович Щуцкий .
Юлиан Константинович родился в 1897 году в Екатеринбурге, в 1921 году окончил Петроградский университет, работал в Институте востоковедения и Государственном Эрмитаже. Он был арестован 2 августа 1937 года, через полгода, 18 февраля 1938-го, был приговорен Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР по стандартному обвинению по статье о контрреволюционной деятельности 58-8-11 к высшей мере наказания. Расстрелян в день оглашения приговора, хотя долгое время, даже после реабилитации в 1956 году, дату смерти относили к 40-м годам. Скорее всего, поводом для расправы стали его поездки в Японию и Китай и контакты с японскими и китайскими учеными.

Вот что написал нам о Щуцком его родственник Вадим Прозерский, доктор философских наук, профессор СПбГУ: “Юлиан Константинович Щуцкий относится к плеяде тех людей, которые создавали и которых создал Русский духовный ренессанс Серебряного века. Как настоящий ренессансный человек он был uomo universale. Настолько глубока и широка была его натура, настолько он любил жизнь и мог всесторонне ее охватить, что кратко написать о нем очень трудно. Он был композитор, художник, поэт, философ, лингвист, владевший всеми европейскими и многими азиатскими языками, как письменными, так и бесписьменными, научное знание которых оказалось утраченным после его гибели. Научный талант Щуцкого высоко ценило сообщество ученых, а его учитель, знаменитый академик китаист Василий Михайлович Алексеев, по свидетельству его дочери Марианны Алексеевой-Баньковской, считал Юлиана Константиновича своим лучшим учеником и не сомневался, что благодаря ему продолжится дальнейший подъем того мирового уровня, которого к этому времени достигла петербургская и ленинградская школа востоковедения.
Человеческое обаяние Щуцкого привлекало к нему многих людей, оно покорило и замечательную поэтессу Елизавету Васильеву (Дмитриеву), известную в литературных кругах как таинственная Черубина де Габриак. Цикл стихов, который она посвятила близкому ей и далекому Юлиану, а он ей, мог бы составить целую поэтическую антологию.
За годы своей короткой жизни (1897–1938) Юлиан Константинович успел издать ряд научных трудов и поэтических переводов, позже переизданных. Вот некоторые из них: “Из китайских лириков”, “Антология китайской лирики VII-IX вв. по Р.Хр.”, “Даос в буддизме”, “Основные проблемы в истории текста "Ле-цзы"”, “Следы стадиальности в китайской иероглифике”, “Учебник аннамского языка”.
Многие годы Щуцкий посвятил изучению, переводу и комментированию одного из самых трудных для понимания памятников китайской литературы и философии – «Книги перемен». Эта работа стала трудом всей его жизни и принесла ему посмертную мировую известность. Много раз его труд “И-Цзин. Китайская классическая "Книга перемен" переиздавался в нашей стране и в других странах, так как признан лучшим из переводов, имеющихся на европейских языках.
Большая часть из того что было написано им, оставалось в рукописях: ноты, лингвистические, литературные и философские труды. Они были изъяты во время ареста 1937 года и безвозвратно исчезли в недрах НКВД.
Выдающийся российский ученый Юлиан Константинович Щуцкий был расстрелян 18 февраля 1938 года. Место его захоронения предположительно на

-Чарторыских . Отец был ученым-лесоводом. Мать - преподавательницей музыки. В юности увлекался музыкой.

В 1920 г. Ю. К. Щуцкий начал работать в Азиатском музее Академии наук, где прошел служебный путь от научного сотрудника 3-го разряда до ученого хранителя музея, а затем, после реорганизации музея в 1930 г. в Институт востоковедения АН СССР стал ученым специалистом и с. 1933 г. - ученым секретарем китайского кабинета института.

В 1928 г., по рекомендации В. М. Алексеева Ю. К. Щуцкий был командирован Академией наук в Японию для приобретения японских и китайских книг и ознакомления с научно-исследовательской деятельностью японских синологов. В Японии он пробыл четыре с половиной месяца, живя в Осаке при буддийском храме.

Совместно с Б. А. Васильевым (1899-1946), другим выдающимся учеником В. М. Алексеева, написал в 1934 г. учебник китайского языка (байхуа).

Ю. К. Щуцкий входил в состав временной комиссии по латинизации китайской письменности при Всесоюзном центральном комитете нового алфавита и постоянно участвовал в работе группы по изучению синтаксиса в Ленинградском научно-исследовательском институте языкознания. Наиболее значительным результатом его лингвистических изысканий стала статья «Следы стадиальности в китайской иероглифике» (1932). .

Известен главным образом благодаря классическому переводу и интерпретации «Книги перемен » - одного из канонов китайского пятикнижия. Исследование «Книги перемен» Щуцкий защитил за два месяца до ареста в качестве докторской диссертации. Выполненные им перевод и исследование «Книги» (издано в 1960) признаны одним из самых фундаментальных синологических трудов XX века. В 1979 книга переведена на английский язык и опубликована в США и Англии .

В 1922 году выполнил перевод трактата Гэ Хуна Баопу-цзы, ныне утраченный. По этому поводу его учитель В. М. Алексеев посвятил Щуцкому следующее шуточное стихотворение из одних односложных слов, имитирующее китайскую поэзию:

Он брит, щёк шёлк - мат.
Глаз мал - взгляд так остр…
Фра Щуц средь нас монстр:
Гэ Хун был им смят.

Щуцкий и Е. И. Дмитриева

В 1922 году в Петрограде 25-летний Щуцкий познакомился с 35-летней Е. И. Дмитриевой (по мужу Васильевой), известной как героиня знаменитой мистификации - «Черубина де Габриак». К Щуцкому обращён ряд стихотворений Дмитриевой. Начиная с 1911 года Е. И. Дмитриева посвятила себя антропософии. Будучи одной из руководительниц Петербургского антропософского общества она часто ездила по делам общества в Германию, Швейцарию и Финляндию. Видимо, это стало причиной гонений, которым она подверглась в 20-е годы.

По пути в японскую командировку осенью 1927 года Щуцкий заезжал к ссыльной Дмитриевой в Ташкент , и по его совету она создала цикл стихотворений от имени китайского поэта Ли Сян Цзы («мудрец из домика под грушевым деревом»; первый её псевдоним был «Е. Ли»), сосланного на чужбину. На обратном пути, незадолго до смерти Дмитриевой, в сентябре 1928 года, Щуцкий также навестил её.

В 1935 году он вспоминал о Елизавете: «Не меньшее влияние на развитие моих поэтических вкусов оказала покойная Е. И. Васильева (Черубина де Габриак), которая, более того, собственно сделала меня человеком. Несмотря на то, что прошли уже годы с её смерти, она продолжает быть центром моего сознания как морально-творческий идеал человека». Впоследствии именно японская командировка 1927-1928 гг. стала одной из причин расстрела Щуцкого как «шпиона».

Адреса в Петрограде - Ленинграде

Сочинения

• Щуцкий Ю. К. Даос в буддизме. - Восточные записки, т. 1, Л., 1927
• Щуцкий Ю. К. Основные проблемы в истории текста «Ле-цзы». - Записки коллегии востоковедов, т. 3, вып. 2, 1928
• Щуцкий Ю. К. Следы стадиальности в китайской иероглифике. - Яфетический сборник, т. 3, Л., 1932
• Щуцкий Ю. К. Докторская диссертация. Китайская классическая «Книга перемен». Опыт филологического исследования и перевода. Л., 1937
• Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга перемен». М., 1960, 1992, 1993, 1997
• Щуцкий Ю. К. Дао и дэ в книгах Лао-цзы и Чжуан-цзы. - От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998
• Shchutskii, Iulian. Researches on the I Ching. Princeton: Princeton University Press , 1979. Translated from the Russian by William MacDonald and Tsuyoshi Hasegawa

Напишите отзыв о статье "Щуцкий, Юлиан Константинович"

Литература

• Кобзев А. И. // Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга Перемен». - 2-е изд. испр. и доп. / Под ред. А. И. Кобзева. - М.: Наука , 1993
• Алексеев В. М. Записка о научных трудах и научной деятельности профессора-китаеведа Юлиана Константиновича Щуцкого. // Алексеев В. М. Наука о Востоке. М., 1982. С.89-93.
• Алексеев В. М. Замечания на перевод Ю. К. Щуцкого «Баопу-цзы»// Алексеев В. М. Наука о Востоке. М., 1982. С.93-94.
• Алексеев В. М. Замечания на книгу-диссертацию Ю. К. Щуцкого "Китайская классическая «Книга перемен»// Алексеев В. М. Наука о Востоке. М., 1982. С.371-388.
• Грякалова Н. Ю. Неизвестный инскрипт Блока. - Александр Блок: Исследования и материалы. Л., 1987.
• Грякалова Н. Ю. Стихотворения Е. И. Васильевой, посвящённые Ю. К. Щуцкому // Русская литература, 1988, № 4, с. 200-205.
• Елесин Д. В. К биографии Ю. К. Щуцкого (1897-1938)//25-я Научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч.I, М., 1994.С.72-77.
• Баньковская М. В. «Памятка» - в напоминание (к двум датам биографии Ю. К. Щуцкого // Петербургское востоковедение. 1997. Выпуск 9. С.476-500.
• Глоцер Владимир. Последний псевдоним Черубины // Петербургское востоковедение. 1997. Выпуск 9. С.522-525.
• Меньшиков Л. Н. Ю. К. Щуцкий - поэт и переводчик китайской классической поэзии // Дальнее эхо: Антология китайской лирики (VII-IX вв.)/ В переводах Ю. К. Щуцкого. СПб., 2000. С.7-22.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Щуцкий, Юлиан Константинович

– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l"humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.

Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c"est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C"est Marieie qui s"exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l"amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J"ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J"ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m"abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l"avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?

Профессор (1935). Кандидат языкознания (1935, без защиты), доктор филологических наук (1937).

Юлиан Константинович Щуцкий
Дата рождения	23 августа (4 сентября)
Место рождения	Екатеринбург , Пермская губерния , Российская империя
Дата смерти	18 февраля (1938-02-18 ) (40 лет)
Место смерти	Ленинград
Страна
Род деятельности	китаист

Биография

В начале 1920-х был участником одного из петроградских антропософских кружков.

В мае 1923 года прочел в разряде Индии и Дальнего Востока РАИМК доклад «Исповедание дао у Гэ Хуна ».

В 1920 г. Ю. К. Щуцкий начал работать в Азиатском музее Академии наук, где прошел служебный путь от научного сотрудника 3-го разряда до ученого хранителя музея, а затем, после реорганизации музея в 1930 г. в Институт востоковедения АН СССР стал ученым специалистом и с. 1933 г. - ученым секретарём китайского кабинета института.

В 1928 г., по рекомендации В. М. Алексеева Ю. К. Щуцкий был командирован Академией наук в Японию для приобретения японских и китайских книг и ознакомления с научно-исследовательской деятельностью японских синологов. В Японии он пробыл четыре с половиной месяца, живя в Осаке при буддийском храме.

Совместно с Б. А. Васильевым (1899-1937), другим выдающимся учеником В. М. Алексеева, написал в 1934 г. учебник китайского языка (байхуа).

Ю. К. Щуцкий входил в состав временной комиссии по латинизации китайской письменности при Всесоюзном центральном комитете нового алфавита и постоянно участвовал в работе группы по изучению синтаксиса в Ленинградском научно-исследовательском институте языкознания. Наиболее значительным результатом его лингвистических изысканий стала статья «Следы стадиальности в китайской иероглифике» (1932) .

Известен главным образом благодаря классическому переводу и интерпретации «Книги перемен » - одного из канонов китайского пятикнижия. Исследование «Книги перемен» Щуцкий защитил за два месяца до ареста в качестве докторской диссертации. Выполненные им перевод и исследование «Книги» (издано в 1960) признаны одним из самых фундаментальных синологических трудов XX века. В 1979 книга переведена на английский язык и опубликована в США и Англии .

В 1922 году выполнил перевод трактата Гэ Хуна Баопу-цзы, ныне утраченный. По этому поводу его учитель В. М. Алексеев посвятил Щуцкому следующее шуточное стихотворение из одних односложных слов, имитирующее китайскую поэзию:

Он брит, щёк шёлк - мат.
Глаз мал - взгляд так остр…
Фра Щуц средь нас монстр:
Гэ Хун был им смят.

Щуцкий и Е. И. Дмитриева

В 1922 году в Петрограде 25-летний Щуцкий познакомился с 35-летней Е. И. Дмитриевой (по мужу Васильевой), известной как героиня знаменитой мистификации - «Черубина де Габриак». К Щуцкому обращён ряд стихотворений Дмитриевой. Начиная с 1911 года Е. И. Дмитриева посвятила себя антропософии. Будучи одной из руководительниц Петербургского антропософского общества она часто ездила по делам общества в Германию, Швейцарию и Финляндию. Видимо, это стало причиной гонений, которым она подверглась в 20-е годы.

По пути в японскую командировку осенью 1927 года Щуцкий заезжал к ссыльной Дмитриевой в Ташкент , и по его совету она создала цикл стихотворений от имени китайского поэта Ли Сян Цзы («мудрец из домика под грушевым деревом»; первый её псевдоним был «Е. Ли»), сосланного на чужбину. На обратном пути, незадолго до смерти Дмитриевой, в сентябре 1928 года, Щуцкий также навестил её.

В 1935 году он вспоминал о Елизавете: «Не меньшее влияние на развитие моих поэтических вкусов оказала покойная Е. И. Васильева (Черубина де Габриак), которая, более того, собственно сделала меня человеком. Несмотря на то, что прошли уже годы с её смерти, она продолжает быть центром моего сознания как морально-творческий идеал человека». Впоследствии именно японская командировка 1927-1928 гг. стала одной из причин расстрела Щуцкого как «шпиона».

Юлиан Константинович Щуцкий родился 10 (23) августа 1897 г. в Екатеринбурге. Отец его был лесничим, окончившим Лесную академию в Польше, мать преподавала французский язык и музыку. Высшее образование Ю.К.Щуцкий получил в Петербурге (Петрограде, Ленинграде), куда его семья переехала в 1913 г. В 1915 г. он окончил реальное училище ("Приют принца Ольденбургского") и поступил в Петроградский политехнический институт на экономическое отделение, однако в 1917 г. оставил его и перевелся сначала в Практическую восточную академию, а затем, через год, – в Петроградский университет, который окончил в 1922 г. по кафедре китаеведения этнолого-лингвистического отделения факультета общественных наук, где изучал китайский язык под руководством таких корифеев отечественного востоковедения, как В.М.Алексеев (1881-1951), Н.И.Конрад (1891-1970), О.О.Розенберг (1888-1919).

Со студенческой скамьи Ю.К.Щуцкий начал научно-исследовательскую и переводческую деятельность, в результате чего уже в 1923 г. вместе с В.М.Алексеевым опубликовал "Антологию китайской лирики VII-IX вв.", основанную на его дипломной работе "Антология Тан". Рецензируя это издание в 1924 г., Н.И.Конрад писал: "В нашей популярной синологической литературе книжка Ю.К.Щуцкого – событие несомненно исключительное, ничего равного ей у нас до сих пор еще не было, и можно лишь радоваться за судьбу новой русской синологической школы, обладающей представителем, который сумел так начать свое печатное служение избранному делу" . В 1922 г. Ю.К.Щуцкий первым на Западе приступил к переводу обширного и очень сложного философского трактата даоса-алхимика Гэ Хуна "Бао-пу-цзы" (III-IV вв.). Ныне сохранился перевод гл. 1 памятника в рукописи его доклада "Исповедание Дао у Гэ Хуна" (1923) и пространные замечания о нем В.М.Алексеева. Будучи еще студентом, в 1920 г. Ю.К.Щуцкий начал работать в Азиатском музее Академии наук, где прошел служебный путь от научного сотрудника 3-го разряда до ученого хранителя музея, а затем после реорганизации в 1930 г. музея в Институт востоковедения АН СССР стал ученым специалистом и с.1933 г. – ученым секретарем китайского кабинета института. В 1936-1937 гг. он сотрудничал в Государственном Эрмитаже. По рекомендации В.М.Алексеева в 1928 г. Ю.К.Щуцкий был командирован Академией наук в Японию для приобретения японских и китайских книг и ознакомления с научно-исследовательской деятельностью японских синологов. В Японии он пробыл четыре с половиной месяца, живя в Осаке при буддийском храме. Ю.К.Щуцкий вел научно-педагогическую и преподавательскую деятельность. Сразу после окончания университета, осенью 1922 г., по рекомендации своего неизменного покровителя В.М.Алексеева он был зачислен научным сотрудником 2-го разряда на кафедру китайской филологии Научно-исследовательского института сравнительного изучения литератур и языков Запада и Востока имени А.Н.Веселовского при Петроградском университете. Там же в 1924 г. по представлении статьи "Основные проблемы в истории текста "Ле-цзы"", позднее напечатанной в "Записках Коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР" (1928), и на основании более чем благожелательной докладной записки В.М.Алексеева Ю.К.Щуцкий прошел квалификационную комиссию, получив право на преподавание китаеведных дисциплин в вузах в качестве доцента. С этого времени он вел различные синологические курсы как теоретического, так и практического характера в Ленинградском университете, Ленинградском институте истории, философии и лингвистики, Ленинградском институте живых восточных языков (Ленинградском восточном институте имени А.С.Енукидзе). В соответствии со своей основной научной специализацией Ю.К.Щуцкий преподавал главным образом историю китайской философии и китайский язык. Являясь прирожденным полиглотом и постоянно занимаясь соответствующим самообразованием, Ю.К.Щуцкий постепенно овладел практически всем спектром языков, связанных с китайской иероглификой, не говоря уж об основных европейских языках. К концу жизни ему был доступен весьма широкий лингвистический круг: китайский, японский, корейский, вьетнамский (аннамский), маньчжурский, бирманский, сиамский (таи), бенгальский (бенгали), хиндустани, санскрит, арабский, древнееврейский, немецкий, французский, английский, польский, голландский и латынь. Не получив возможность побывать в Китае, но в совершенстве зная пекинский диалект китайского языка, Ю.К.Щуцкий также овладел его гуанчжоуским (кантонским, или южнокитайским) диалектом. Впервые в отечественном востоковедении он ввел преподавание гуанчжоуского диалекта и вьетнамского языка, создав для последнего учебник (1934). Совместно с Б.А.Васильевым (1899-1946), другим выдающимся учеником В.М.Алексеева, он написал также в 1934 г. учебник китайского языка (байхуа). Ю.К.Щуцкий входил в состав временной комиссии по латинизации китайской письменности при Всесоюзном центральном комитете нового алфавита и постоянно участвовал в работе группы по изучению синтаксиса в Ленинградском научно-исследовательском институте языкознания. Наиболее значительным результатом его лингвистических изысканий стала статья "Следы стадиальности в китайской иероглифике" (1932).

11 февраля 1935 г. Ю.К.Щуцкий получил звание профессора. Сохранилось написанное для этого в октябре 1934 г. представление академика В.М.Алексеева ("Записка о Ю.К.Щуцком"). В феврале 1935 г. В.М.Алексеев также составил публикуемую ниже "Записку о научных трудах и научной деятельности профессора-китаеведа Юлиана Константиновича Щуцкого", в которой предлагал увенчать его ученой степенью доктора востоковедных наук honoris causa. Это предложение не было реализовано, но зато 15 июня 1935 г. Ю.К.Щуцкий удостоился степени кандидата языкознания без защиты диссертации. 3 июня 1937 г. он в качестве докторской диссертации с блеском защитил законченную за два года до этого монографию "Китайская классическая "Книга перемен". Исследование, перевод текста и приложения", официальный отзыв на которую дал все тот же В.М.Алексеев. Эта глубокая и скрупулезная рецензия, представляющая самостоятельный научный интерес, является ценным дополнением к работе Ю.К.Щуцкого, поэтому мы сочли целесообразным включить ее в настоящее издание. Вторым официальным оппонентом был член-корреспондент (позднее – действительный член) АН СССР Н.И.Конрад, чья оценка данной работы также представлена ниже.

После защиты диссертации рукопись Ю.К Щуцкого поступила для публикации в Ленинградское отделение Издательства АН СССР, где ее редактором должен был стать работавший там тогда будущий академик Д.С.Лихачев. Однако 3 августа 1937 г. в пос. Питкелово Ленинградской области Ю.К.Щуцкий был арестован, а затем по печально знаменитой статье о контрреволюционной агитации и пропаганде (ст. 58, §10-11) осужден на "дальние лагеря и долгий срок без права переписки". В "оттепельной" справке о посмертном реабилитации последним в его жизни указан 1946 год, а в "Биобиблиографическом словаре советских востоковедов" – 1941 год . Однако за эвфемистическим изложением приговора скрывался расстрел в ночь с 17 на 18 февраля 1938 г. Достаточным основанием для этой варварской акции послужили его пребывание в Японии (1928), контакты с японскими учеными и публикация научной статьи на китайском языке в японском журнале (1934), открытое признание себя антропософом и т.п. "преступления". Рукопись монографии Ю.К.Щуцкого 28 ноября 1937 г. была возвращена из издательства в Институт востоковедения АН СССР (ныне – Санкт-Петербургский филиал Института востоковедения РАН) по запросу его ученого секретаря. В архиве института она, в отличие от основной части рукописного наследия трагически погибшего ученого, благополучно пролежала до конца 50-х годов. В 1960 г. после реабилитации автора и благодаря усилиям Н.И.Конрада, выступившего в качестве редактора монографии, она была опубликована, сразу получила высокую оценку научной общественности и заняла место одной из вершин отечественного китаеведения.

По отцу происходил из рода Ягеллонов-Чарторыских. Отец был ученым-лесоводом. Мать — преподавательницей музыки. По окончании приюта принца Ольденбургского поступил в Петроградский политехнический институт на экономическое отделение. В 1914 побывал в Германии, Франции и Швейцарии. С 1920 года работал в Азиатском музее Академии наук СССР (с 1930 — Институт востоковедения Академии наук СССР). В 1921 окончил этнолого-лингвистический отдел факультета общественных наук Петроградского университета по кафедре китаеведения.

Учился, а позже преподавал в Ленинградском восточном институте, В. М. Алексеев позже выделял его в числе трёх лучших студентов института. В начале 1920-х был участником одного из петроградских антропософских кружков. В мае 1923 года прочел в разряде Индии и Дальнего Востока РАИМК доклад «Исповедание дао у Гэ Хуна». В 1924-1925 учебном году начал читать в ЛГУ курс «Введение в даологию».

В 1920 начал работать в Азиатском музее Академии наук, где прошел служебный путь от научного сотрудника 3-го разряда до ученого хранителя музея, а затем, после реорганизации музея в 1930 г. в Институт востоковедения АН СССР стал ученым специалистом и с. 1933 — ученым секретарём китайского кабинета института.

В 1928 году, по рекомендации В.М. Алексеева Ю.К. Щуцкий был командирован Академией наук в Японию для приобретения японских и китайских книг и ознакомления с научно-исследовательской деятельностью японских синологов. В Японии он пробыл четыре с половиной месяца, живя в Осаке при буддийском храме. Совместно с Б. А. Васильевым (1899-1946), другим выдающимся учеником В. М. Алексеева, написал в 1934 учебник китайского языка (байхуа).

Входил в состав временной комиссии по латинизации китайской письменности при Всесоюзном центральном комитете нового алфавита и постоянно участвовал в работе группы по изучению синтаксиса в Ленинградском научно-исследовательском институте языкознания. Наиболее значительным результатом его лингвистических изысканий стала статья «Следы стадиальности в китайской иероглифике» (1932).

В 1936-1937 гг. был сотрудником Государственного Эрмитажа, где в отделе нумизматики до 1933 года работал Н. В. Алабышев.

Владел китайским, японским, корейским, вьетнамским, маньчжурским, бирманским, тайским, бенгальским, хиндустани, санскритом, арабским, древнееврейским, немецким, французским, английским, польским, голландским и латынью. Впервые в России ввел преподавание гуанчжоуского (кантонского) диалекта китайского языка и вьетнамского языка. Совместно с Б. А. Васильевым (1899—1938) написал учебник китайского языка. После гибели Щуцкого вьетнамистика в СССР на долгое время перестала существовать.

Известен главным образом благодаря классическому переводу и интерпретации «Книги перемен » — одного из канонов китайского пятикнижия. Исследование «Книги перемен» Щуцкий защитил за два месяца до ареста в качестве докторской диссертации. Выполненные им перевод и исследование «Книги» (издано в 1960) признаны одним из самых фундаментальных синологических трудов XX века. В 1979 книга переведена на английский язык и опубликована в США и Англии.

В августе 1937 года арестован по обвинению в «шпионаже» и приговорён к смертной казни. Расстрелян в феврале 1938. Его соавтор Б. А. Васильев был арестован 6 сентября 1937, обвинён 19 ноября и расстрелян 24 ноября в Ленинграде «в один день с рядом других востоковедов». В ряде изданий советского времени указана неверная дата смерти - 1941 или 1946 г. Числился в штате Института востоковедения до 1943 г.

Офицерская улица (ныне ул. Декабристов), дом 9, кв. 2. 21 марта 2015 г. на этом доме установлен памятный знак «